А он всмотрелся в меня, в часы, а потом говорит: «Да по тебе не заметно, да и выпил вроде немного… но только и у меня пошли в обратную».
Доктор . Пить вам вредно, Лев Исаакыч…
Гуревич . Будто я этого не понимаю. Говорить мне это сейчас – все равно, положим, что сказать венецианскому мавру, только что потрясенному содеянным, – сказать, что сдавление дыхательного горла и трахеи может вызвать паралич дыхательного центра вследствие асфиксии.
Доктор . Достаточно, по-моему… Значит, с князем Голициным… А с виконтами, графьями, маркизами – не приходилось водку хлестать?…
Гуревич . Еще как приходилось. Мне, например, звонит граф Толстой…
Доктор . Лев?
Гуревич . Да отчего же непременно Лев? Если граф – то непременно Лев! Я вот тоже Лев, а ничуть не граф. Мне звонит правнук Льва и говорит, что у него на столе две бутылки имбирной, а на закусь ничего нет, кроме двух анекдотов о Чапае…
Доктор . И он далеко живет, этот граф Толстой?
Гуревич . Совсем недалеко. Метро «Новокузнецкая», а там совсем рядом. Если вы давно не пили имбирной…
Доктор . А как вам Жозеф де Местр? Виконт де Бражелон? Вы бы их пригласили под забор, шлепнуть из горла… этой… как вы ее называете… бормотухи?
Гуревич . Охотно. Но чтоб под этим забором были заросли бересклета. И неплохо бы анемоны… Но ведь ходят слухи, они все уже эмигрировали…
Доктор . Анемоны?
Гуревич . Добро бы только анемоны. А то ведь и бражелоны, и жозефы, и крокусы. Все-все бегут. А зачем бегут? А куда бегут? Мне, например, здесь очень нравится. Если что не нравится – так это запрет на скитальчество. И… неуважение к Слову. А во всем остальном…
Доктор (полномочный тон его переходит в чрезвычайный). Ну а если с нашей Родиной стрясется беда? Ведь ни для кого не секрет, что наши недруги живут одной только мыслью: дестабилизировать нас, а уж потом окончательно… Вы меня понимаете? Мы с вами говорим не о пустяках. (Обращаясь к Тамарочке) Сколько у нас в России народностей, языков, племен?
Тамарочка . А хрен их знает… Полтыщи есть наверняка.
Доктор . Вот видите: полтыщи. И как вы думаете, больной, в случае обстоятельств – перед лицом противника,– какое племя окажется самым ненадежным? Вы человек грамотный, знаете толк в бересклетах и анемонах и знаете, что они от нас почему-то убегают… И вот гроза разразилась – в каком вы строю, Лев Исаакович?
Гуревич . Вообще-то я противник всякой войны. Война портит солдат, разрушает шеренгу и пачкает мундиры. Великий князь Константин Павлович… Но это ничего не значит. Как только моя Отчизна окажется на грани катастрофы…
Доктор (в сторону Люси). Запишите это тоже.
Гуревич . Как только моя Отчизна окажется на грани катастрофы, когда она скажет: «Лева! Брось пить, вставай и выходи из небытия» – тогда…
Оживление в зале. Стук каблучков справа – и в приемный покой стремительно, но без суеты вплывает медсестра Натали . Глаза занимают почти половину улыбчатой физиономии. Ямка на щеке. Волосы на затылке, совершенно черные, скреплены немыслимой заколкой. Все отдает славянским покоем, но и Андалузией тоже.
Доктор . Вы очень кстати, Наталья Алексеевна.
Обычный обмен приветствиями между дамами и все такое. Натали усаживается рядом с Люси.
Натали . Новичок… Гуревич?!… Сколько лет, сколько…
Доктор . Мы уже по существу заканчиваем беседу с больным. Не отвлекать внимания, Наталья Алексеевна, и никаких сепаратностей… Осталось выяснить только несколько обстоятельств – и в палату…
Гуревич (воодушевленный присутствием Натали, продолжает). Мы говорили об Отчизне и катастрофе. Итак, я люблю Россию, она занимает шестую часть моей души. Теперь, наверно, уже немножко побольше…
Смех в зале.
Каждый наш нормальный гражданин должен быть отважным воином, точно так же, как всякая нормальная моча должна быть светлоянтарного цвета. (Вдохновенно цитирует из Хераскова.)
"Готовы защищать отечество любезно,
Мы рады с целою вселенной воевать".
Но только вот такое соображение сдерживает меня: за такую Родину, такую Родину я, нравственно плюгавый хмырь, просто недостоин сражаться.
Доктор . Ну почему же? Мы вас тут подлечим… и…
Гуревич . Ну так что же, что подлечите?… Я ни за что не разберу, какой танк и куда идет. Я готов, конечно, броситься под любой танк, со связкой гранат или даже без связки…
Доктор . Да без связки-то зачем?
Гуревич . Неприятель взлетает на воздух, если даже под него кидаются вообще без ничего… Мой вам совет: побольше читайте. Ну, а уж если не окажется ни одного танка поблизости, тогда хоть амбразура найдется, точно. Чья – не важно. Я, не мешкая, падаю на нее грудью – и лежу на ней. Лежу, пока наш алый стяг не взовьется над Капитолием.
Доктор . Паясничать, по-моему, уже достаточно. У нас, вы сегодня же убедитесь, скоморохов пруд пруди. Как вы оцениваете ваше общее состояние? Или вы серьезно считаете свой мозг неповрежденным?
Гуревич (пока зануда-доктор пощелкивает пальцами по столу). А вы – свой?
Доктор (желчно). Я вас просил, больной, отвечать только на мои вопросы. На ваши я буду отвечать, когда вы вполне излечитесь. Так как же обстоит с вашим общим состоянием, на ваш взгляд?
Гуревич . Мне это трудно сказать… Такое странное чувство… Ни-во-что-не-погруженность… ничем-не-взволнованность, ни-к-кому-не-рас-положенность… И как будто ты с кем-то помолвлен… а вот с кем, когда и зачем – уму непостижимо… Как будто ты оккупирован, и оккупирован-то по делу, в соответствии с договором о взаимопомощи и тесной дружбе, но все равно оккупирован… и такая… ничем-вроде-бы-непотревоженность, но и ни-на-чем-не-распятость… Короче, ощущаешь себя внутри благодати – и все-таки совсем не там… ну… как во чреве мачехи…
Аплодисменты.
1 2 3 4