По середине его стоял стол, вокруг стояло двадцать табуретов. На каждом табурете сидел человек, закутанный в плащ, в широкой шляпе и с лицом, прикрытым маской.
— Они как в форму одеты, — прошептал Мак и продолжал опускаться. Все эти люди в масках, казалось, внимательно слушали то, что говорил один из них. А говорил он следующее:
— Как вы видите, кардинал наместник Нидерландов посылает во Францию 40 000 человек, составляющих четыре армейских корпуса. Первым командует Пикколомини, вторым — Жан де Верт, герцог Франциск Лотарингский — третьим, а четвертым — князь Томас Савойский.
Люди в масках одобрительно закивали.
Оратор же продолжал:
— Таким образом, Пикардия, Франш-Конте и Шампань будут захвачены одновременно.
— Прекрасно! — думал Мак, который остановился на верхней площадке и слушал.
— И через два месяца, — воскликнул говоривший, — мы будем у ворот Парижа.
— Браво, браво! — одобрительно шептали люди в масках.
— Значит, все оговорено?
— Конечно.
— Мы все там будем.
— Прошу прощения, — сказал тот, кто до этого держал речь, — но нам еще, как мне кажется, кое-чего не хватает.
— Чего же? — спросило сразу несколько голосов.
— Один из нас обещал получить согласие принца Гастона Орлеанского примкнуть к заговору,
— Это я, — произнес голос с порога зала.
И Мак показался на нижней ступеньке лестницы, и, не снимая маски, положил на стол запечатанный пакет.
На пергаменте, перевязанном голубой лентой, виднелось несколько капель крови.
— Что это? — спросил оратор.
— Черт возьми, — ответил Мак, — вы же сами видите: это кровь!
— Кровь?!
— А вы что думаете, — хладнокровно произнес капитан, — что подобные вещи достаются с помощью, женских улыбок и скрипичных серенад?
— Это верно.
Оратор сломал печать и пробежал пергамент глазами…
— Наконец-то! — воскликнул он, — наконец-то! Теперь у нас есть помощь, причем это помощь человека, который может быть нам полезен, как никто другой, самая мощная опора, какой только можно желать. Принц Гастон Орлеанский просит поддержки Испании, чтобы освободить Францию от тирании кардинала Ришелье.
— Браво! Браво! — снова закричали люди в масках.
— Теперь, господа, — продолжал оратор, — мы должны появляться друг перед другом только с открытым лицом, потому что мы связаны одной и той же клятвой.
— Это правда.
— Тогда долой маски, господа, завтра начнется гражданская война.
Маски упали с лиц.
И тут все заметили отсутствие дона Фелипе д'Абадиоса.
— Где же дон Фелипе? — спросил дон Хиль Торес.
Это он только что держал перед присутствующими такую прекрасную речь.
— Он не придет, — ответил Мак.
— Дон Руис, — воскликнул в радостном удивлении дон Хиль Торес.
— Собственной персоной, сударь.
— А почему же не придет дон Фелипе?
— Ему стало нехорошо, только что сейчас, наверху, и я там его оставил, на свежем воздухе…
— А впрочем, — произнес дон Хиль, — наш друг дон Фелипе, — человек, на которого можно рассчитывать… а что до вас, дон Руис…
И тут он поклонился Маку, Мак поклонился ему в ответ.
— Что же до вас, дон Руис, — в ваших руках ключ от Пикардии…
— Да, вы правы, — подтвердил Мак.
— Потому что Ла-Рош-Сент-Эрмель, и об этом нельзя забывать, монсеньор, это ключ от Пикардии.
— Да, безусловно, — подтвердило несколько голосов сразу.
— И дон Руис, комендант форта, откроет двери этой провинции Испании.
— А, ба! — произнес Мак.
И тут, ко всеобщему изумлению, он сделал шаг назад и резко изменил гон.
— Безусловно, — сказал дон Хиль, — вы откроете ворота Ла-Рош-Сент-Эрмели.
— Кому? — холодно осведомился Мак.
— Как кому? Испанским войскам.
— Та-та-та! — пробурчал Мак
Заговорщики с удивлением переглянулись, и на их лицах появился страх.
Мак продолжал:
— Господа, воздух в катакомбах спертый… тут легко сойти с ума.
— Дон Руис! — воскликнул дон Хиль Торес.
— Ладно, — оборвал его Мак, — уже хватит этого дона Руиса. Меня зовут не дон Руис, и я не дон Руис…
— Так кто же вы? — воскликнуло несколько голосов.
— Меня зовут капитан Мак, я — по рождению и сердцем француз.
И Мак положил руку на эфес шпаги.
— Измена! — закричали заговорщики.
— Здесь предатели — вы, — презрительно ответил Мак. — Да здравствует король Франции и да здравствует кардинал Ришелье!
— Смерть ему! Смерть! — прокричали заговорщики, обнажая шпаги.
— Ба! — спокойно сказал Мак. — Вас — всего, двадцать, это хорошее соотношение. Одна французская шпага против двадцати кастильских клинков. Все к лучшему, господа.
И его шпага со свистом рассекла воздух.
Заговорщики отступили.
— Как видно, вы больше привыкли работать кинжалом, я не шпагой, — продолжал он.
Ловко и быстро он сделал несколько выпадов налево и направо. Его шпага, создавая впечатление, что воздух рассекает несколько клинков, а не один, описала в воздухе одно из тех прекрасных мулине, которые коннетабль Оливье де Клиссон изобрел в Масличном лагере.
Но тут дон Хиль закричал:
— Назад, назад!
И все испанцы, уклонившись от шпаги Мака, отступили и сгрудились в другом конце зала. Они поняли, что хотел сделать их главарь.
Дон Хиль вытащил из-за пояса пистолет и направил его на Мака.
— Трус! — прошептал капитан.
— Капитан, — крикнул ему дон Хиль, — я — добрый католик.
— На испанский лад? — усмехнулся Мак.
— Я не хочу, что бы ты умер, не вручив свою душу Богу.
— Ба! — сказал капитан, — верного присяге солдата в раю всегда хорошо принимают. К тому же я еще не умер!
И, перевернув огромный стол, стоявший посреди зала, он спрятался за ним.
— Молись! — повторил дон Хиль.
— Это ты должен просить у Бога прощения за свои преступления, презренный!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75