Пусть бедная, но это родина. А родина священна для каждого человека. Я с удовольствием поеду в Болгарию.
— Кто надеется башмаки в наследство получить, всю жизнь босиком ходит, — назидательно произнес Ганс, когда я рассказала за обедом об этом разговоре с обескураженным Томасом.
Но муж меня успокоил:
— Ничего, в Болгарии у него проснутся родственные чувства.
Устроить эту поездку было Морису не так-то просто. Хлопоты о визах требовали времени. И работа не позволяла ему отрываться надолго. Но главное, конечно, как всегда, не хватало денег.
А их требовалось немало. Кроме всех дорожных расходов, надо было обеспечить Томаса. Хозяин отказался дать ему платный отпуск, заявив:
— Я не знаю, сколько ты будешь кататься по чужим странам. Придется найти кого-нибудь на это время тебе взамен, а он ведь не станет работать бесплатно.
Томас так боялся потерять работу — видно, совсем утратив надежду на богатое наследство, — что даже начал отказываться от поездки:
— А если временный мой заместитель больше понравится хозяину? Тогда я вернусь, а место занято, он рассчитает меня.
Чтобы успокоить его, Морис добился специального контракта, по которому место закреплялось за Томасом. Хозяин не решился отказать профессору философии.
— Ничего, как-нибудь выкрутимся, — беззаботно решил Морис. — В Болгарии обо мне слыхали, там у меня есть друзья среди фокусников, в крайнем случае устроят мне несколько выступлений. Это даже неплохо, а то я давно не выступал, теряю форму.
Его «лекции с фокусами» всегда пользовались большим успехом и давали хорошие сборы. Все деньги шли на его научную работу и лабораторное оборудование. Без них Морис не смог бы вести свои исследования.
Решили, что поедем втроем: Томас, Морис и я. Ганс был огорчен, что его не берут, но утешал себя:
— Будет много новых впечатлений, а для меня это всегда мучительно. Слишком впечатлительная у меня натура.
— Вот именно, — насмешливо поддержал Морис. — Учитесь ее обуздывать, дрессируйте себя. Вам это полезно.
Накануне они с Гансом поссорились. Открыв утром за кофе газету, Морис вдруг сердито швырнул ее на пол.
— Ты с ума сошел! — возмутилась я.
— С такими помощниками недолго и рехнуться. Вот полюбуйся, — буркнул он, протягивая мне газету. — Где этот проклятый Всепомнящий Ганс? Это его штучки! Недаром он и к завтраку не явился: знает сорока, где зимовать…
Открыв газету на шестой странице, я поняла, что его так разозлило. Над фотографией и небольшой заметкой лез в глаза крикливый заголовок:
«Во сне он обрел родину!»
На сильно заретушированном снимке был запечатлен Морис, склонившийся с довольно глупым выражением лица над спящим Томасом. Это был один из снимков, сделанных во время сеанса гипноза Гансом Грюнером «для музея»…
И заметку, конечно, написал Ганс. В ней в привычных для него выспренних выражениях расписывалась горестная судьба сироты, подкинутого к монастырским воротам и долгие годы обреченного мыть на бензозаправочной станции роскошные машины богатых господ, мечтая о потерянных родителях и мучительно страдая от одиночества…
Дальше Ганс в сенсационном тоне рассказывал об опытах «нашего выдающегося ученого, известного профессора Мориса Жакоба», то и дело щеголяя научными терминами, которые выглядели так устрашающе-внушительно, что даже строгий редакторский карандаш не решился их вычеркнуть.
«Итак, Томас Игнотус нашел свою родину, — патетически заканчивалась заметка. — Он скоро отправится на свидание с нею. Пожелаем ему счастья! Но призраками впереди маячат еще многочисленные загадки. Что означает таинственная татуировка „Х-66р“ на запястье у Томаса? Почему он забыл почти все родные болгарские слова? Каким образом попал из далекой Болгарии в монастырь святого Фомы? И самая главная загадка: кто же его родители и где они? Мы надеемся вскоре рассказать читателям о том, как будут разгаданы и эти загадки».
— Зачем вы устроили эту слюнявую шумиху? — напустился Морис на Ганса, когда тот все-таки решился появиться к обеду, старательно напустив на себя совершенно независимый и беззаботный вид.
— В обязанности секретаря входит и общение с прессой, — попытался отшутиться Ганс. — Не скромничайте, профессор, ваши интересные и ценные опыты заслуживают того, чтобы о них знала широкая общественность…
— В таком виде да еще когда они далеко не закончены? — продолжал бушевать Морис. — Ей-богу, Грюнер, я вас уволю за такие штучки.
Ганс обиделся или просто вспомнил, что лучший метод защиты — наступление, и тоже повысил голос:
— Не пугайте меня, мосье Жакоб! Вы и так эксплуатируете меня как негра, а еще считаете себя коммунистом. Могу я иметь хотя бы маленький дополнительный приработок?
— Вот как: я, оказывается, вас эксплуатирую! — возмутился Морис. — Слушайте, Ганс, это переходит уже все границы…
— Конечно, эксплуатируете. Платите мне как секретарю, а в то же время постоянно ведете наблюдения над моей феноменальной памятью.
— Но ведь это для науки… А жалованье я вам плачу министерское!
Начинавшаяся ссора, кажется, переходила в довольно обычную полушутливую перепалку, так что мне можно было не вмешиваться. К тому же Ганс заявил в конце концов, приняв торжественный вид:
— Эта заметка, за которую вы на меня так напрасно напали, еще поможет вам, уважаемый профессор.
— Это каким же образом?
— В судьбе Томаса в самом деле немало всяких загадок и темных мест. Мою заметку в газете могут прочитать люди, знавшие Томаса в детстве, — вот они и откликнутся, придут вам на помощь…
Кажется, слова Ганса показались Морису резонными, во всяком случае нападать на него он больше не стал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30