)— Скорее всего шестой век, — говорит Савосин, задумчиво перебирая позеленевшие наконечники. — Надо будет уточнить у велографов Так называют специалистов — знатоков наконечников стрел.

. — Зачем их беспокоить? — вдруг ласково произносит Андрей Осипович. — И так никаких сомнений: даже не шестой, пожалуй, последняя четверть седьмого века до нашей эры.Мы с Алексеем Петровичем уставились на него.А Клименко продолжал как ни в чем не бывало:— Листовидные и асимметрично-ромбические, обе разновидности двухперых втульчатых. Отливались в двустворчатых каменных формах. Поскольку у многих наконечников преобладают втулки внутренние и остроарочные контуры, вполне вероятно, погребение даже седьмого века.— Откуда вы все это знаете, Андрей Осипович? — потрясенно спрашиваю я.— Да ведь я же вам, помнится, говорил: увлекаюсь изучением холодного оружия всех времен.Занятый стрелами и пораженный удивительными познаниями бывшего следователя, я не сразу замечаю, что Тося хочет что-то спросить. Наконец она не выдерживает, тянет меня за рукав:— Всеволод Николаевич, а где же сам скелет?— Какой скелет? — не понимаю я.— Ну где же сам покойник? Ведь должен быть его скелет. Могила не ограблена, все цело. А скелета нет.Мы с Алексеем Петровичем и Клименко, слушавшими наш странный разговор, довольно тупо озираемся по сторонам. Еще раз осматриваем всю погребальную камеру. Потом смотрим друг на друга… В самом деле, что за чертовщина. Стоят нетронутыми сосуды, лежат наконечники стрел, проржавевший меч с остатками истлевших ножен. Его обычно клали рядом с покойником. Но меч есть, а скелета возле него нет.Куда же подевался покойник? Ведь не могли украсть его скелет грабители, оставив все прочее в неприкосновенности?!Авенир Павлович так заинтересован, что, заглядывая, чуть не сваливается в раскоп.— Кенотаф! — догадываюсь я.Студенты переглядываются, услышав знакомое слово, и с новым интересом начинают осматривать все вокруг.Еще бы. Нам попалось ложное погребение! Их устраивали, когда воин погибал где-нибудь на чужбине, в дальней стороне. Тело его оставалось в руках врагов. И тогда его близкие у него на родине все же устраивали ему символические похороны. Копали могилу, как полагалось по обычаям предков, укладывали в нее всю погребальную утварь, насыпали высокий курган и совершали тризну возле пустой могилы.Находка интересная. Дело в том, что в здешних краях кенотафы большая редкость. Их тут обнаружено всего несколько, причем все более позднего времени. Гораздо чаще встречаются они в степи, особенно на Кубани. Это и понятно: жившие в Предкавказье кочевые скифы чаще совершали дальние походы в чужие края и там погибали. Судя по обилию кенотафов в тех местах, не менее трети воинов не возвращалось домой.Выбравшись из раскопа, Алексей Петрович долго стоял, задумчиво рассматривая контрольную бровку.— Кажется, я понял, почему могильники эпохи бронзы оказались выше более позднего погребения, — сказал он. — Хоронившие просто решили сберечь труд, пристроив свой курган к старому, уже оплывшему к тому времени.— Пожалуй. Любопытно. Надо все хорошенько зачертить и сфотографировать.Но чей же кенотаф мы нашли — неврского воина или скифа-пахаря? Спор об этом начался еще у раскопа и продолжался вечером по дороге в лагерь. Но там от этой загадки нас на время отвлекли письма, привезенные с почты.Уже вышел журнал с описанием и фотографиями наших прошлогодних находок. Как я и предполагал, загадочный конус вызвал немало оригинальных гипотез. Три из них излагались в письмах, которые нынче пришли. В одном письме неопровержимо доказывалось, что конус — часть конской парадной сбруи, и был приложен рисунок ее реконструкции. В другом столь же убедительно и также с приложением рисунка — что это основа сложного головного убора, вероятно царского. В третьем же письме один коллега высказывал предположение, будто конус — часть какого-то неизвестного нам скифского оружия, и добавлял: «Очень рекомендую вам, уважаемый Всеволод Николаевич, проконсультироваться с выдающимся знатоком древнего вооружения А.О. Клименко, живущим в Керчи. Адрес его, вероятно, знают в музее…»— Смотрите-ка, Андрей Осипович, у вас в Керчи, оказывается, есть знаменитый однофамилец — знаток оружия, — сказал я.И только тут до меня дошло, что совпадает не только фамилия, но инициалы! Сразу вспомнился утренний разговор о стрелах, и, окончательно опешив, я спросил у бывшего следователя:— Так это вы?! Что же вы мне раньше не сказали? Морочили голову, изображая этакого простачка и профана в археологии, якобы только что начавшего ее изучать.— Да говорил же я вам, что собирать всякое холодное оружие — мое стариковское хобби, — ответил он, опять пряча смеющиеся глаза в глубокие щелочки под густыми бровями. — Нельзя же отставать от века. Вот и получилась, говорят, неплохая коллекция. Все собирался вам показать, да как-то не представилось случая.— Ну что вы прибедняетесь? Какой вы любитель, если к вам за советом специалисты адресуют. Хобби! Н-да, ловко вы меня разыграли. И в музее никто не предупредил.Андрей Осипович улыбнулся:— Они считали, вы знаете…— Теперь понятно, откуда у вас такие познания в археологии, — сказал Савосин.Забегая вперед, скажу, что, попав снова в Керчь, я, конечно, познакомился с коллекцией Клименко. Она оказалась совершенно изумительной.
Все устройство погребальной камеры — то, как были уложены бревна по ее стенам и над ней, в виде чуть покатой двускатной крыши, — как будто свидетельствовало о живучести еще давних традиций чернолесских племен.Закончив раскопки, мы занялись детальным изучением находок, ломая головы над тем, кто же тут был похоронен — невр или скиф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73