Да упокой души безвинно усопших рабов Тенгиза и Салима твоих и сотвори им вечную память. Благослови, Господь, во веки веков! Аминь!
Григорий встал на колени, несколько раз перекрестился и поклонился до земли. Потом поднялся.
— А теперь давай порешим, что нам делать.
Дангу почтительно наблюдал, как молится купец своему Нга. Но ведь теперь это был и его новый Нга, чье имя — Иисус Христос так непривычно звучит…
Юноша решил, что наступило самое время сказать Григорию о сундучке.
— Григо! Дангу раньше нашел там, — он махнул рукой на перевал, — такие же предметы, — он показал на молитвослов. — Там их много. Дангу — Ники может показать.
— Что ты говоришь? Какие предметы? Книги? Откуда?
— Ники не знает, но может показать, — смущенно повторил Дангу. — Это недалеко.
— Ну-ка, ну-ка покажи! Чьи оные?
Григорий засуетился, шумно засобирался. Дангу прижал палец к губам, потом осторожно выглянул из-за камней, чтобы осмотреться. Солнце стояло в зените, было тепло, по небу неторопливо плыли облака. На перевале пусто и тихо. Дангу дал знак Григорию, и они быстро двинулись к той лощине, где Дангу не так давно обнаружил загадочную находку.
Спустя два часа они подошли к скалистому обрыву, где Дангу спрятал свое сокровище. Григорий присел на камень отдохнуть, а юноша быстро полез наверх, и через несколько минут перед изумленным Григорием стоял тот заветный сундучок. Открыв его, он вскрикнул. На крышке было выгравировано:
Сей ларец принадлежит
ево светлости князю Боголюбову
Василию Андреевичу
— Послушай, Никитка! Ведь этот сундучок твоего батюшки! — проговорил Григорий. — Как он тут оказался? Посмотрим, что за книги. Да тут библиотека целая! Гляди-ка, эво — Псалтирь рифмотворная Симеона Полоцкого, Жития святых, Киевский Апостол. А вот Лексикон, Физиолог, Космография. Гляди! Эво — Потешная книга. В точь как у детишек моих. А вот Лицевой словарь Истомина Кариона. С картинками, значит.
Григорий начал перелистывать словарь, а Дангу с горящими от возбуждения глазами ловил каждое его слово.
— Эво, Аз — буква первая расейского алфавиту. Адам — как ты, — он показал на юношу, — аналогий, аспид, агкира — якорь, арифметика с цифирями, апрелий месяц, — читал Григорий. — Араната коза, смотри, — ткнул пальцем в картинку, — дикой человече…
Дангу понимающе кивнул:
— Кангми!
— «Начало аза бытность в Адаме, Земля есть в части отрока зрети…» — продолжал читать Григорий. Он сам был возбужден не меньше Дангу. — Читать по-расейски научу тебя, вот так!
Он вынимал книгу за книгой из сундучка, читая заглавия.
— А это что?
Он вытащил плоскую кожаную папку, плотно набитую бумагами. Начал их разбирать и замолчал, сосредоточенно читая про себя, переворачивая пожелтевшие листки, шевеля губами и иногда хмыкая. Потом вскочил, поднял бумаги над головой:
— Слышь, Никитка! Батюшку твоего их величество Петр Алексеевич послали к Великому Моголу, царю индианскому, дружбу да союз установлять. Да, видать, разбойники-бусурмане всю миссию порешили. Как нас. И тебя батюшка с собой вез. Эвон жив ты остался. Дикие люди приютили тебя. Так вот! Господи прости! Да и матушка твоя была с тобою. Княжна Настасья Троепольская.
Юноша вздрогнул, как-то подобрался весь, лицо посуровело. Теперь он узнал все о своем происхождении.
— Ну-ка, ну-ка! Смотри! — Россиянин с радостным криком достал дощечку с ликом таинственной, божественно красивой женщины ми.
— Вот! — Он поцеловал ее, торжественно и размашисто перекрестился, потом, кряхтя, опустился на колени, бухнулся головой о камни несколько раз и громко забормотал: — Богородице Дево, радуйся, благодатная Марие, Господи с тобою, благословенна Ты… — Затем встал, еще раз поцеловал дощечку и, поворачиваясь к удивленному Дангу, сказал: — Образок это Смоленской Божьей Матери Одигитрии, путеводительницы, значит, сохранительницы путников. Да вот, батюшку и матушку твоих не уберегла. Эхо-хо! — Он горестно закачал головой и зацокал языком: — Нас инда пусть убережет. Ну-ка, сыне Никитка, перекрестись, как я, оба мы с тобой во Христе. Добре! Добре! — продолжал он, поглядывая на робкие движения руки юноши, а потом снова повернулся к сундучку и нащупал в нем небольшой, но увесистый кожаный мешочек. Развязал его и высыпал содержимое.
Солнце брызнуло всеми цветами радуги по граням золотых монет и бриллиантов. Григорий на несколько секунд лишился дара речи, потом охнул, дрожащими руками поворошил горку драгоценностей, любуясь игрой света, и негромко сказал:
— Вот это богатство! Твое оно, княжич наш пресветлый Никита Васильевич. Теперь ты и горя знать не будешь! Да и мне, рабу твоему, толика малая достанется за услужение.
Он осторожно взял большой бриллиант, повертел его, положил обратно:
— Пресвятая Богородица! Иные управители полцарства отдадут за красоту эдакую! Может, Великому Моголу был назначен в дар? А вот крест наперсный, уж твоего батюшки, наверно. — Он приложил его ко лбу, потом поцеловал.
Мимолетная грусть покинула Дангу, и он, улыбаясь, смотрел, как Григорий любуется кружками и камешками. Он сам недавно играл ими и радовался. Юноша еще не понимал их значения в жизни ми, считая лишь красивыми игрушками.
В это мгновение со стороны перевала раздались странные, громкие звуки. Дангу и Григорий дружно повернули головы и замерли, напряженно вслушиваясь.
Через некоторое время звуки повторились. Они были похожи на крики или стоны какого-то животного. Друзья переглянулись.
— Пошли-ка глянем, что там, — предложил Григорий. — А это пока схорони, — он показал на сундучок, — ценность превеликая.
Пока Дангу торопливо складывал вещи в сундук, Григорий аккуратно убрал монеты, бриллианты и крест обратно в мешочек, завязал его и тщательно спрятал вместе с образком в поясе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96