Вот почему Шабо никогда не приходилось защищаться от внутренних врагов: Франциск всегда сам предупреждал его о тех, кто жаждал его падения, Франциск, который видел людей такими, каковы они были на самом деле. Он видел людей насквозь — и на протяжении тридцати лет он доверял Шабо, даря самую высокую привилегию — свою дружбу. Какие же слова нашел Монморанси, чтобы превратить друга Шабо в холодного, выносящего приговор монарха? Причиной тому были не извращенные коннетаблем события в Бургундии. В это Франциск никогда бы не поверил. Шабо нет нужды грабить королевскую казну — она всегда была открыта для него, как и его собственная судьба была открыта для короля. Франциск знал, что Шабо скорее разорился бы сам. Причиной могла быть только Анна! И все-таки, перед Господом он был невиновен — они оба были невиновны, потому что стержнем их союза был король. Но для того, чтобы сохранить свою честь в любви, которую он так ценил, Франциску стало необходимо предать Шабо забвению.
«И я хотел оказаться в забвении», — устало подумал он. «Вы не правы, сир! — громко произнес адмирал, представляя себя со стороны, сидящего за столом, потерявшего любовь Франциска, всеми отвергнутого. — Вы не правы!»А Франциск смотрел бы на него, скривив губы в столь знакомой улыбке. «Хорошо, Филипп Бесстрашный, скажи мне, в чем я не прав».
Только Шабо мог сказать так. Только ему было позволено простое «Сир». «Бесстрашный» было его прозвище, данное Баярдом в тот день, когда мальчик Шабо набросился на мальчика Франциска на рыцарском турнире: принц позволил своей лошади перейти дорогу Шабо, из-за чего тот сбавил ход и проиграл.
Шабо вздрогнул, словно его окатили водой. «Это утешение», — подумал он. Его утрата была так значительна, что даже стихийное бедствие не могло нанести ему большего ущерба… даже Пьер…
Раздался стук в дверь. Он повернулся.
— Войдите.
Вошел Гастон и поклонился.
— К вам пришла дама, монсеньер. Мадемуазель де ла Рош.
Шабо удивленно уставился на камердинера.
— Она здесь? — он поднялся, оттолкнув кресло. — Я встречу ее.
Маргерит была одета, как всякая дама, пришедшая на аудиенцию: бархатная полумаска скрывала ее глаза, ее фигура с головой скрывалась темно-коричневой накидкой с капюшоном. Когда адмирал вошел, она склонилась в реверансе. Шабо быстро подошел к ней.
— Мадемуазель!
Маргерит улыбнулась и вызывающе посмотрела на него.
— Простите, монсеньер.
Шабо взял ее за руку.
— Идемте в мою комнату, мадемуазель, там тепло и есть кресла. Гастон, принесите, пожалуйста, вина.
Они вместе поднялись по лестнице, и он открыл дверь в свой кабинет.
— Здесь немного лучше, хотя и не так уж хорошо, — он взял ее накидку. — Могу я увидеть ваше лицо?
Она сняла маску и поправила волосы.
— Боже! Как вы красивы, мадемуазель!
Маргерит улыбнулась и снова сделала реверанс. Шабо подумал, что эта девушка похожа на Диану де Пуатье в молодости, если жена сенешаля вообще когда-либо была молода. Но его гостья могла легко соперничать с ней. Не удивительно, что племянник потерял из-за нее голову.
Гастон принес вино и бокалы и придвинул кресла ближе к камину. Маргерит села.
— Монсеньер, — сказала она, когда камердинер ушел, — я должна просить вашей снисходительности из-за моего появления здесь.
— Не надо просить то, что всегда будет вашим, мадемуазель.
— Монсеньер… — очевидно, ей было тяжело продолжать. — Где ваш племянник? Пьер де Шабо? — она прижала руку к груди и болезненно покраснела.
Шабо отвернулся, чтобы не видеть ее смущения, и посмотрел на огонь. На мгновение его голова поникла, но он тут же поднял ее.
— Он мертв, мадемуазель. Он погиб в Турине, выполняя мое поручение. Я вчера получил письмо от моего друга и исповедника, отца Бенито…
Его голос затих, уступив место тягостному молчанию. Адмирал в страхе повернулся. Девушка сидела неподвижно, раскрыв рот и расширив глаза, как будто крича, хотя и не издавая ни звука. Шабо метнулся к ней.
— Мадемуазель! — он пытался дать ей бокал с вином, но она как будто не видела его. — Господи! — выдохнул он. — Гастон! Гастон!
Слуга распахнул дверь.
— Есть здесь какая-нибудь служанка? — спросил Шабо.
— Да, монсеньер. Пожилая женщина.
— Приведи ее, скорее! Я думаю, это приступ! О Господи!
ГЛАВА 30
Мы благословляем это великое мероприятие, которое обратит в нашу веру дикарей, населяющих земли от Терр-Нев до берегов Азии…
Голос епископа эхом разносился по собору, над склоненными головами моряков, солдат, женщин, которые сдерживали рыдания, чтобы не испугать стоявших рядом детей.
— …защити этих мужественных людей от опасностей моря, суровой зимы, от диких животных и туземцев. Мы предаем милости господа честнейшего человека, Жака Картье, монсеньера де Турнона, нашего сиятельного губернатора, Жана Франсуа де ла Рош, мессира де Роберваля, вице-короля Канады, Терр-Нев, Белль-Иль, Лабрадора, Гранд Бе…
Роберваль стоял, преклонив колено, подняв подбородок и полуприкрыв глаза, слушая эти слова с выражением сытого кота. Его голова слегка кивала после каждого титула. Епископ не пропустил ни одного. Это стоило рождественского подарка, посланного вице-королем в это утро в сиротский приют Святого Фомы.
Картье наблюдал за ним с саркастической усмешкой и переглядывался с Турноном. Звезда Роберваля была в зените, и сейчас даже собственное имя ублажало его слух.
Когда они вышли из собора, узкая улочка была запружена моряками, прощающимися со своими семьями и родными, потому что должно было пройти не менее двух лет, прежде чем капитан и его корабли вернутся из далеких земель. Хотя во время последнего путешествия им пришлось возвратиться раньше намеченного срока, потому что зима унесла много жизней и экспедиция могла остаться вообще без экипажа, необходимого для возвращения домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94