Женщины, старики, дети прячутся в подвалы, подготовленные для солдат, и не хотят выходить оттуда… Может быть, вы прикажете вызвать эсэсовцев, господин генерал?Ляш, не отвечая, махнул рукой.— Я полагаю, все решится завтра, — с усилием сказал Отто Ляш в трубку. — Войска больше не могут держаться, генерал, они беззащитны против артиллерийского огня русских, против бомбардировок с воздуха. Связные не могут пробраться через пожар и завалы. Они часами блуждают, потеряв дорогу. Штабы не в состоянии руководить обороной.В кабинет вошёл начальник штаба полковник фон Зюскинд. Комендант, чуть улыбнувшись, кивнул головой и продолжал в трубку:— Мы несём невосполнимые потери в людях и в технике… Тысячи раненых без медицинской помощи. Материальные и духовные силы обороны исчерпаны. Положение женщин и детей… Моё предложение?.. Я предлагаю, — в голосе коменданта прозвучала твёрдость, — я предлагаю в эту ночь пробиться со всем гарнизоном крепости на запад. Может быть, сегодня это ещё возможно. Пятая танковая дивизия поддержит прорыв.Отто Ляш опять покорно слушает далёкий голос в трубке, по его лицу снова разлились безразличие и усталость.— Бегство, позор? Но и для престижа германского оружия такой исход лучше… Ну что ж… Я понял, господин генерал. Слушаюсь.— Вот, мой дорогой полковник, — положив трубку, обернулся комендант к начальнику штаба. — Вы слышали? Мюллер требует: «Я обязываю солдатской честью вас и ваших офицеров продолжать защиту Кенигсберга», — красивые слова? А нам, к сожалению, осталось одно: капитулировать.— Я не ждал от генерала Мюллера другого, — мрачно отозвался фон Зюскинд. — Главнокомандующий, как попугай, повторяет слова гаулейтера. Что ж, угодничество тоже способ существования. — Полковник помолчал, собираясь с мыслями. — А самое главное, господин генерал, — нам некого защищать. Германия побеждена, и теперь каждый день войны — безумие. Я думаю, как и прежде: когда здравый смысл подсказывает, что сопротивление бесполезно, надо складывать оружие. И чем скорее, тем лучше.— Благодарю, мой друг. Я был уверен в вашей поддержке. — Отто Ляш расстегнул воротник френча и потёр шею ладонью. — Не забудьте послать связного на Прегель. А пока, — генерал говорил все медленнее и тише, — я прилягу на час… У нас сегодня, кажется, восьмое апреля? — Он повалился на железную койку, покрытую серым шершавым одеялом, и сразу заснул.Начальник штаба тихо закрыл за собой дверь.Вскоре в комнату осторожно, на цыпочках, вошёл дежурный молодой офицер.— Господин генерал, — рискнул он тронуть за рукав спящего. — Господин генерал.— Что случилось? — Ляш мгновенно сел на кровати. — Русские? — Он непослушной рукой приглаживал растопырившиеся перьями волосы. — Докладывайте.Но дежурный не успел сказать ни слова.Дверь с шумом растворилась. В комнате появилась вельможная фигура Фердинанда Гроссхера, заместителя гаулейтера. За ним — другие, ни одного без золотой свастики на отвороте френча. Все в военной форме, с пистолетами. На рукавах — повязки с чёрной эмблемой. С ними пришёл и Хельмут Вилль, обер-бургомистр Кенигсберга, высокий, с презрительной усмешкой на породистом лице.— Хайль, — поднял руку Гроссхер. — Безобразие, генерал, начальник штаба не пропускал к вам, прорвались чуть не силой. — Он с размаху бросился на стул.Ляш медленно поднялся с койки, застегнул пуговицы френча, поправил на шее Железный крест.— Это моё приказание, — сказал он, — я решил поспать — неизвестно, как пойдут дела дальше… У вас что-нибудь серьёзное, господа? — Генерал искоса глянул на развязного нациста. Он терпеть не мог, когда кто-нибудь сидел вот так, как Гроссхер, расставив ноги, но сдержался.— Я получил приказ гаулейтера Коха вывезти из города женщин и детей, прорваться мне приказано этой ночью… — И он обернулся к своим партейгеноссе.— Покажите приказ. — Ляш протянул руку, стараясь не смотреть на большой нахальный нос Гроссхера с противными волосатыми ноздрями.— Я получил приказ по телефону, но это несущественно. Мы просим вас расчистить дорогу от русских силами гарнизона крепости.— Без приказания главнокомандующего я ничего не могу предпринять, — невозмутимо возразил генерал. — Лейтенант, — бросил он дежурному офицеру, — соедините меня с генералом Мюллером. Придётся подождать, господа.Денщик принёс раскладные стулья.Нацисты молча расселись. Видно было, что они здорово напуганы.— Детей и женщин необходимо срочно вывезти, — не совсем уверенно произнёс Гроссхер, — только тогда солдаты смогут успешно защищать город.— Неорганизованная публика вносит в ряды защитников беспорядок, — вмешался широкоплечий, немного сутулый Вагнер, — получается вот что, дорогой генерал: солдаты видят страдания мирного населения и приходят в замешательство. Я бы сказал: это оказывает вредное влияние на солдатские головы.— Женщины и дети… Да, и дети парализуют боевой дух нашей доблестной армии, — добавил Гроссхер, — они создают ненужное брожение в умах.Его коллеги согласно закивали.— И вы хотите взять на себя почётную задачу быть спасителем женщин? — несколько иронически спросил комендант. Ляш был уверен, что его собеседники готовы дать тягу под любым предлогом.Раздался мягкий стрекот телефона. Генерал Ляш взял трубку.— У телефона комендант крепости, — сказал он. — Мне приходится беспокоить вас ещё раз, господин генерал, — и Ляш точно изложил соображения нацистов. — Господин Гроссхер ссылается на указание гаулейтера, переданное ему по телефону. Как прикажете поступить, генерал?Отто Ляш плотно прижал трубку к уху, стараясь не пропустить ни слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130