— поднял глаза к потолку священник. — Бог милостив. Праведной жизнью и молитвами ты можешь выпросить прощение твоему отцу и матери.— Но моих предков много: их может быть сто и даже больше. Сколько молитв нужно прочитать, чтобы их души тоже перешли в рай?— Бог милостив, бог милостив, — повторил брат Плауэн. Он посмотрел на закрученные назад руки литовца. — Развяжи его, Филипп, — приказал он палачу.Палач, посапывая, освободил руки узника от веревок.— Ты видел, Стефан, когда-нибудь столько святости в одном месте? — сказал Плауэн, взяв со стола серебряный складень, похожий на маленькое Евангелие.Он почтительно поцеловал изображение девы Марии с младенцем на руках и раскрыл его. Внутри покоились в особых ячейках пятьдесят восемь частиц от мощей пятидесяти восьми святых.Плауэн, тыкая пальцем, вслух сосчитал мощи и принялся усердно их целовать.— Святые помогают мне, — сказал он, заперев складень на серебряный замочек. — Они видят, как я борюсь с врагами церкви. Ну вот, ты знаешь теперь, какая сила в моих руках, — уже другим тоном добавил он. — Если соврешь, святые мне скажут об этом, они не ошибутся.«Все врет поп, — думал Бутрим, — там нет богов и не может их там быть».— Если тебе не все понятно, Стефан, ты спрашивай, не стесняйся, — продолжал игру Плауэн.— Почему неверующих христианский бог осуждает на этом свете и на том?— Язычники отвергли милость божию, — пробурчал поп.— Я встречал среди христиан немало хороших людей. — словно раздумывая, продолжал Бутрим, — и среди язычников есть плохие люди…Плауэн строго посмотрел на литовца.— Нет хороших и плохих людей, — важно изрек он, — есть католики и поганые.— Но почему? — воскликнул Бутрим.— Святая римская церковь не считает поганых за людей, вот и все. Не все, что исходит от бога, доступно пониманию, — проворчал священник. — Даже хорошие католики могут впасть в ересь. Понял?Литовец покачал головой.— Бог обещал людям хорошую жизнь в раю. — Плауэн остановился и возвел глаза кверху. — На небе люди будут есть все, что захотят, и на обед, и на ужин. Там не будет болезней и всяких неприятностей. А на земле надо трудиться в поте лица своего и быть покорным божьей воле.— Почему для того, чтобы хорошо жить, надо умереть? — спросил литовец.В подземелье наступило молчание.— Христианский бог терпелив, — нарушил тишину Плауэн, — но если его вывести из терпения… — Внезапно ему пришла в голову мысль поразить воображение литовца пытками других людей. Интересно, что скажет этот мудрец. — Сейчас ты увидишь, как наказывает бог изменивших святой вере… Приведи вероотступников, Филипп, — обернулся Плауэн к палачу, — да кликни своих помощников.Несколько человек вошли в подземелье. Они почесывались и зевали от возбуждения и страха. Истлевшее тряпье едва держалось на плечах. Лица и головы заросли волосами, тело гноилось.Только глаза страдальцев смотрели по-человечески.— Целый месяц нам не меняли подстилку, — сказал хриплым голосом высокий мужик, стоявший впереди, — свиньи лучше живут, а человек — божье творение.— Поговори, погань! — прикрикнул палач. — «Творенье божье!» Посмотри на себя!— Хлеба, — произнес тот же мужик, — мы голодны. Во имя бога, дайте нам хлеба!Остальные со стоном расцарапывали тела, страдая от вшей.— Сейчас вам дадут хлеба, — сказал палач.Бутрим посмотрел на узников и узнал всех. Прошлым летом он смыл с пруссов святую воду и совершил обряд открещивания. «Неужели они покажут на меня?»— подумал криве и отвернулся.Палач стал раздувать мехи, накаливая докрасна затейливые куски железа для огненных пыток. Подручные нагревали воду в больших глиняных горшках.Узники скучились в одном месте, посматривая вокруг испуганными глазами.— Кто вы? — нахмурив брови, спросил Плауэн.— Люди, — ответил хриплый голос из человеческой кучи.Перед пыткой подсудимых раздевали догола, сбривали волосы и тщательно осматривали, нет ли особых примет. Иногда по пятнам на теле удавалось опознать колдуна. Но палачи не хотели притронуться к узникам, испачканным вонючей грязью. Поколебавшись, старший палач сорвал с мужиков лохмотья. На теле молодого прусса Плауэн увидел большое родимое пятно, величиной и цветом похожее на каштан.Палачи переглянулись, перешептались. Подручный вытащил из обшлага рубахи большую иголку и всадил ее в родинку.Юноша вскрикнул. Из родимого пятна выступила кровь и рубиновыми каплями скатывалась на пол.— Он не колдун, — сказал палач, увидев кровь.— Вас обвиняют в том, что вы изменили Христовой вере и снова превратились в язычников, — с грозным видом сказал Плауэн.Узники молчали.— Сознайтесь, кто совершил над вами языческий обряд, и вам не будет пыток, — опять сказал Плауэн. — Обещаю легкую смерть.Пруссы не пошевелились. Плауэн посмотрел на палачей.— Час божьего гнева пробил, — гневно произнес он. — Приступите к пыткам.Палачи привязали узников к деревянным скамейкам и через воронку стали лить им в глотки горячую воду. Время от времени палачи прекращали пытку и предлагали покаяться. Писец сидел с пером наготове.В ответ пруссы только хрипло дышали.Когда высокому мужику вывернули из суставов руки и ноги и стали забивать под ногти толстые иголки, он громко сказал:— Аще кто речет — бога люблю, а брата своего ненавижу, ложь есть.Остальные стонали от боли.Плауэн, подперев голову руками, сидел как раз на самой середине стола, меж двух толстых восковых свечей, напротив святого распятия. Взъерошенные брови нависли над впалыми горящими глазами. Одна свеча закоптила. Он взял серебряные щипчики, поправил пламя, искоса посмотрел на каменное лицо Бутрима.Дикий крик заставил Бутрима повернуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136