— На самом деле, капитан, с его помощью я надеюсь купить свободу для себя и дам.
— Боюсь, эта вещица не стоит таких денег.
— Не исключено, что выкуп за нас никто не пришлет. Калифорния слишком далеко, мало ли что может случиться по дороге. С вашего позволения, я бы отправился в Новый Орлеан поиграть в карты. Я поставлю медальон и отдам вам выигрыш вместо выкупа.
— А если проиграете?
— Тогда придется дождаться денег от моего отца, но я никогда не проигрываю в карты.
— Вы на редкость забавный молодой человек, и знаете, у нас много общего, — усмехнулся пират.
В тот же вечер Диего вернули Хустину, великолепную шпагу работы Пелайо, и баул с вещами, уцелевший благодаря жадности пирата, который не смог его открыть и прихватил с собой в надежде, что в нем найдется что-нибудь ценное. Заложники ужинали в компании ослепительно элегантного Лафита, который вышел к столу одетый в черное, чисто выбритый и с изящно завитыми волосами. По сравнению с его костюмом облик Зорро заметно поблек, Диего твердо решил перенять у корсара кое-какие идеи, например кушак и рубаху с широкими рукавами. Ужин состоял из бесчисленного количества блюд, африканских, Карибских и завезенных канадскими эмигрантами: гумбо из раковых шеек, красной фасоли с рисом, жареных креветок, индейки с изюмом и грецкими орехами, рыбы со специями и чудесного вина с французских галеонов, которое хозяин едва пригубил.
Над столом вращался шелковый вентилятор, который приводил в движение негритенок, дергая за веревочку, на балконе музыканты исполняли волнующее попурри из карибских ритмов и напевов рабов. У дверей застыла безмолвная, как тень, мадам Одиллия, одним взглядом отдававшая распоряжения служанкам.
Хулиана впервые сумела рассмотреть Жана Лафита. Когда корсар наклонился поцеловать ей руку, девушка поняла, что путь, который занял много месяцев, закончен: она достигла цели. Хулиана не пожелала выйти ни за одного из своих поклонников, довела до безумия Рафаэля Монкаду, на протяжении пяти лет не отвечала на ухаживания Диего. Она всю жизнь ждала того, что в любовных романах называют стрелой Купидона. А как еще описать внезапно вспыхнувшую страсть? Стрела в сердце, острая боль, открытая рана. (Да простят меня уважаемые читатели за столь презренные штампы, но за трюизмами скрывается истина.) Темный взгляд Лафита растворился в зеленом озере ее глаз, ее рука легла в его руку. Хулиана пошатнулась; она часто теряла равновесие от сильного волнения. Исабель и Нурия подумали, что вид пирата привел девушку в ужас, но Диего сразу понял, что случилось непоправимое. Ни Рафаэль Монкада, ни любой другой из воздыхателей Хулианы не мог сравниться с Лафитом. Мадам Одиллия тоже заметила, как близость пирата подействовала на девушку, и, совсем как Диего, смогла оценить опасность.
Лафит уселся во главе стола и завел учтивую беседу. Хулиана глядела на него как зачарованная, но пират уделял ей столь мало внимания, что Исабель усомнилась, все ли с ним в порядке. Возможно, отважный корсар утратил в одном из боев свою мужскую доблесть, как это часто случается: бывает довольно пули или меткого удара, чтобы самые важные части мужчины превратились в сухую смокву. Исабель не находила другого объяснения равнодушию, с которым пират смотрел на ее сестру.
— Мы благодарны вам за гостеприимство, сеньор Лафит, хоть и попали к вам в гости не по своей воле, однако должен заметить, что это место не подходит для сеньорит де Ромеу, — начал Диего, решив увезти Хулиану любой ценой.
— А что вы предлагаете, сеньор де ла Вега?
— Я слышал, в Новом Орлеане есть монастырь урсулинок. Сеньориты могут пожить там, пока мой отец…
— Лучше в могилу, чем к этим монашкам! Я никуда не поеду! — перебила Хулиана с неожиданной пылкостью.
Взгляды всех присутствующих обратились к ней. Девушка раскраснелась, ее лоб горел, ей было нестерпимо жарко в тяжелом парчовом платье. Выражение ее лица не оставляло никаких сомнений: она растерзает любого, кто попытается разлучить ее с ее пиратом. Диего открыл было рот, но не нашел что сказать. Эскапада Хулианы не оставила Жана Лафита равнодушным. Он старался не увлекаться девушкой, повторяя самому себе слова, которые часто говорил своему брату Пьеру: дело важнее удовольствий; однако Хулиана, судя по всему, чувствовала то же, что и он. Охватившее пирата чувство немало смущало его, ведь он привык считать себя здравомыслящим и холодным человеком. Он не был подвержен страстям и привык к обществу красивых женщин. Лафит предпочитал грациозных мулаток и квартеронок, готовых исполнить любой мужской каприз. Белые женщины казались ему слишком высокомерными и привередливыми, они часто падали в обморок, не умели танцевать и редко бывали пылкими в постели, потому что боялись испортить прическу. Однако эта юная испанка с кошачьими глазами была совсем другой. Не уступая по красоте самым пленительным креолкам Нового Орлеана, она тронула сердце пирата своей волнующей невинностью. Лафит удержал вздох сожаления и твердо решил не поддаваться бесплодным мечтам.
Остаток ужина гости просидели как на иголках. Разговор не клеился. Диего не спускал глаз с Хулианы, она не отрываясь смотрела на Лафита, а остальные внимательно изучали содержимое своих тарелок. В доме было невыносимо жарко, и после ужина корсар предложил выйти на террасу. Раб негритенок бережно обмахивал гостей опахалом из пальмовых листьев. Лафит взял гитару и стал петь хорошо поставленным приятным голосом, однако вскоре Диего заявил, что дамы устали и предпочли бы отправиться спать. Хулиана одарила его ледяным взглядом, но спорить не посмела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127