Чего только он не пережил, когда качался над бездной со своей драгоценною ношею на руках и когда жизнь его сеньоры зависела от одного неосторожного шага! Этого никто не знал и никто бы не мог понять.Чего только он не выстрадал, когда Сесилия, узнав о смерти отца, в порыве отчаяния, корила его тем, что он се спас, и приказывала отвезти ее обратно на место, где остался прах старого фидалго! Описать это нет никакой возможности.То были мучительные, страшные часы. И душа его не выдержала бы всех этих мук, если бы в героической преданности своей, в своей непреклонной воле он не нашел успокоение и великую силу, побуждавшую его победить.Эти противоречивые чувства одолевали его, но, даже после того как волнение улеглось, он ощущал, что его стальные мускулы, верные слуги, покорные каждому его желанию, ослабли, как после битвы слабеет тетива лука. Он сказал себе, что нужен своей сеньоре и что теперь, пока она спит, должен сам немного передохнуть, чтобы вернуть себе прежнюю бодрость.Он вывел лодку на середину реки и, выбрав место, до которого не доставали ветки прибрежных деревьев, привязал ее к стеблям водяных лилий.Все затихло. Они были далеко от берега. Сеньора его могла спокойно спать на этом серебряном лугу, под синим шатром неба; волны качали ее колыбель, звезды сторожили ее сон.Успокоившись, Пери положил голову на борт лодки. Через несколько мгновений веки его стали смыкаться. Последнее, что он видел уже совсем смутно, в полусне, была тоненькая фигура в белом — она с нежностью склонилась над ним.Это светлое видение не было сном.Почувствовав, что лодка не движется, Сесилия очнулась от своего раздумья. Она села и, наклонившись, увидела, что друг ее спит. Тогда она стала упрекать себя, что сама не догадалась, не настояла на том, чтобы он дал себе отдых.Когда девушка увидела, что она одна и вокруг все погружено в сон, она испытала тот священный трепет, который вселяют в человека лесная глушь и ночное безмолвие.Кажется, что притихшая явь вдруг заговорила, что невидимые существа копошатся во мраке и все, что было недвижно, колеблется и дрожит.И вместе с тем в такие минуты ощущаешь зияние пустоты, глубокой, огромной, безмерной, и хаос с его смятением и мраком, с его причудливыми странными очертаниями предметов. Душа тоскует тогда по жизни, по свету.Безмолвие это пробудило в Сесилии благоговейный страх. Однако она сумела с ним совладать. Несчастья уже приучили ее к опасности, а другу своему она доверяла безгранично: ей казалось, что он охраняет ее, даже когда спит.Глядя на лицо спящего, девушка дивилась красоте его черт, правильным линиям этого гордого профиля, говорившего об уме и той силе, которой был отмечен стройный торс дикаря, изваянный самою природой.Почему же раньше она не замечала в нем этой красоты, почему видела только привычное ей лицо друга? Как она могла не залюбоваться этими чертами, в которых было столько силы и энергии? Красота, являвшаяся ей теперь в его физическом облике, была не чем иным, как следствием другого, духовного откровения, которое озарило все ее чувства. Прежде она смотрела на индейца обыкновенным человеческим взглядом, теперь она узрела его глазами души.Пери, который в течение целого года был для нее только преданным другом, предстал теперь в ореоле героя. Дома, в кругу семьи, она просто ценила его, теперь, среди этой лесной глуши, она им восхищалась.Подобно тому как картинам великих художников нужно хорошее освещение, светлая стена и строгая рама, чтобы яснее выступало все совершенство красок и линий, так нужна была эта лесная природа, чтобы на фоне ее дикарь Пери мог предстать во всем великолепии своей первобытной красоты.В окружении цивилизованных людей он был невежественным туземцем, выросшим среди леса, варваром, каких цивилизация отвергает, считая, что они созданы для того, чтобы быть рабами. Как для Сесилии, так и для дона Антонио, хоть индеец и был их другом, он был всего-навсего другом-рабом.Здесь все эти различия сразу исчезли. Дитя лесов, вернувшись в родную стихию, снова обрел былую свободу; он снова стал царем, он властвовал здесь по праву, которое ему даровали отвага и сила.Горы, облака, водопады, полноводные реки, вековые деревья — вот что заменяло трон, балдахин, мантию, скипетр этому лесному монарху, окруженному здесь всем величием и роскошью природы.Сколько признательности, сколько восторга было в эту минуту в глазах Сесилии! Только теперь она оценила самозабвенную, благоговейную преданность этого человека.Так, в немом созерцании беззвучно пролетали часы. Но вот Сесилия почувствовала дыхание свежего ветерка — близился рассвет, и вскоре первые светлые полоски зари пробились сквозь сумрак ночи.Над черным краем леса загорелась во тьме яркая, сверкающая утренняя звезда. Воды реки тихо всколыхнулись, пальмовые ветви зашелестели от дуновения ветра.Девушка вспомнила, как радостно ей бывало всегда пробуждение, как беззаботно, безмятежно начинался всегда ее день, как приятно ей было молиться и благодарить бога за счастье, дарованное ей и всем ее близким.Слезинка, повисшая на ее золотистых ресницах, скатилась на щеку Пери. Открыв глаза и увидев перед собой все то же светлое видение, с которым он засыпал, индеец подумал было, что сон его продолжается.Сесилия улыбнулась. Она провела рукой по все еще полузакрытым глазам своего друга.— Спи, — сказала она, — спи. Сеси сторожит.От звука этих слов индеец окончательно проснулся.— Нет! — прошептал он, стыдясь того, что поддался усталости. — Пери уже набрался сил.— Надо же тебе отдохнуть! Ты ведь только что заснул.— Начинает светать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110