Он слегка стегнул по ее бедрам охапкой цветов – раньше он засыпал ее алыми лепестками, – и она почувствовала, что краснеет. Жаркий румянец залил ее щеки.
В его голосе чувствовалась улыбка.
– «О, ты прекрасна, возлюбленная моя, и любезна; и ложе у нас – зелень».
– Позволь мне прикоснуться к тебе, – прошептала она.
– Нет-нет. Расслабься. Ты в безопасности. Откройся наслаждению. Это для тебя. Возьми его. – Он лег рядом и поцеловал ее ухо. – «В уединенном месте он рассеет ее страхи и поцелует ее… и они обменяются цветами».
Она повернула голову, наслаждаясь прикосновением его мягких волос и вдыхая их запах.
– Это же из «Камасутры»!
– Я читал ее. – В его голосе слышался сдержанный юмор. – В Лондоне в переводе какого-то путешественника. Но, за исключением очаровательной формы и языка, не обнаружил для себя ничего нового. А сейчас помолчи. Что бы теперь ни произошло, это будет не твоя вина. Ты куртизанка. Лежи спокойно и отдайся чувствам.
Она затаила дыхание, когда губы Найджела вновь коснулись ее тела. Жаркие лучи солнца били в се опущенные веки. Она распласталась на ложе, сделанном из мягкой ткани ее платья и нижней юбки. От прикосновения его языка волны наслаждения, подобно жарким лучам солнца, пробегали по ее телу. Фрэнсис задыхалась, судорожно втягивая в себя воздух. Сердце ее забилось еще быстрее. Она уже не могла управлять собой.
Ладони Найджела ласкали ее бедра, постепенно раздвигая их, а большой палец нежно гладил треугольник мягких волос между ними.
– Как они называют его? – спросил он. – Этот женский цветок.
– Йони, – ответила она, изнемогая от желания. Его пальцы продолжали ласкать ее лоно.
– А можно мне поцеловать этот твой цветок – йони? Румянец на ее щеках запылал еще ярче, но она уже таяла под его руками. Таяла, как воск на солнце.
– Да, да. Если хочешь.
– О да, – со смехом сказал он. – Хочу.
Его горячий и искусный язык ласкал нежные лепестки ее лона. Она стонала и вскрикивала, пронзенная острейшим наслаждением. Наконец его губы, пахнущие солью и мускусом, прильнули к се губам, и она почувствовала прикосновение его плоти, твердой и нежной, как бархат, отвечающей на призыв ее увлажнившегося лона.
– Да, – выдохнула она. – Да.
Медленно, но уверенно он вошел в нее. Она почувствовала, что поддается его напору, дюйм за дюймом, и волны неизъяснимого блаженства расходились по ее телу. Несмотря на его красоту, она может ему доверять. Ему не чужды сострадание и юмор. Два лица Шивы, разрушение и созидание. Но созидание сильнее. Она может доверять ему. Она любит его.
На мгновение он застыл неподвижно внутри ее, а затем его бедра снова пришли в движение, раскачиваясь и увлекая ее за собой. Фрэнсис оторвала свои губы от его рта и принялась покрывать поцелуями его солоноватую кожу, наслаждаясь ощущением нагретого солнцем и разгоряченного страстью тела. Она любит его. Она хочет родить ему ребенка.
Он обхватил губами ее сосок и еще глубже погрузил в нее свою плоть. Она сжала пальцами его плечи. Цветочные цепи порвались, разбрасывая лепестки.
– Это было запрещено, – хриплым голосом нежно прошептал он. – Теперь ты должна отвечать за последствия.
Она радостно засмеялась и обхватила его руками и ногами, все сильнее и сильнее прижимая к себе. Его спина была мускулистой и сильной, гладкая кожа ласкала ее пальцы. Их тела слились в звенящей гармонии страсти. Она раскачивалась из стороны в сторону, терлась о него, ища наслаждения, ища то самое место, где было спрятано удовольствие, не оглушающее, а приносящее радость, ту вершину чувств, к которой она упорно стремилась. Она любила его.
Он чуть-чуть изменил позу. Она громко вскрикнула.
Где-то глубоко внутри ее рождался мощный, поглощающий все ритм. В вихре ощущений громом звучали слова Найджела: «Это для тебя. Возьми его». Затем слова стихли, мысли исчезли в безумном водовороте. Открытая и беспомощная, она провалилась в темноту, сотрясаемая накатывавшими на нее одна за другой волнами экстаза.
Он смеялся. Фрэнсис открыла глаза. Солнце окружало сиянием его волосы и его прекрасное лицо, блестящее от пота. В ярком свете летнего дня Найджел ликовал и смеялся от счастья.
Фрэнсис никогда не видела его таким. Должно быть, таким он был до России – простым сластолюбцем. Нет, не простым даже в своем счастье. Это было счастье. Он излучал счастье, радовался ее наслаждению. Сердце ее растаяло.
Сладкая истома охватила все ее тело, но его плоть оставалась в ней, напряженная и дерзкая.
– Что это было, Найджел? Маленькая смерть?
– Твоя, – ответил он. – Но не моя.
Его плоть слабо пульсировала где-то глубоко внутри ее. Восхитительно. Восхитительно. Восхитительно. Ритм безумия и радости, нежности и восторга. Затем его бедра снова пришли в движение, и она громко вскрикнула.
– Тише, – прошептал он, целуя ее. – А теперь приготовься умереть снова, только на этот раз я умру вместе с тобой.
Он одел ее с такой же тщательностью, как и снимал одежду. Фрэнсис, ослабевшая и пресыщенная, сидела среди раздавленных цветов, наблюдая, с какой ловкостью он натягивает брюки и застегивает рубашку на своем гибком торсе, любовалась звериной грацией его тела.
– Ты боялся, Найджел?
– О да. Пока ты не вернула мне музыку.
– Музыку? – озадаченно спросила она. – Во время крестин?
– Задолго до этого. Я понял это, сидя в темноте в чулане. Мне просто пришлось ждать до крестин, пока не представился случай взять в руки инструмент. – Солнечные лучи блестели у него в волосах. – Чего мы боимся? Жестокости, смерти? Но бояться смерти – значит бояться жизни. Это просто две стороны одной медали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121