За все это время в их жизни было много интимных моментов и любви, но только теперь она разговаривала с ним так открыто. Его сердце бешено забилось, а к горлу подступил комок.
– Конь, которого он обменял на тебя – Юпитер, – стоит шесть сотен долларов.
Пэтси выпрямилась и внимательно посмотрела на мужа. Он тоже смотрел на нее до тех пор, пока она не спросила годным недоверия голосом:
– Но ведь на эти деньги можно купить пять или шесть рабынь. Почему он это сделал?
– Потому что я попросил его об этом.
– Не понимаю, Кларенс.
– Я и не ожидал, что поймешь. Иногда я и сам этого не понимаю.
Он взял ее за руку и прижался щекой к мягкой ткани ее тюрбана. Похожие на легкое кружево облака бежали по холодному темному небу.
– И поэтому мы остались здесь, в то время как все остальные сбежали за реку? – спросила женщина. Теперь ее голос звучал неуверенно. – Потому что ты обязан массе?
– Нет, любовь моя. Хотя сделал бы это, если бы пришлось. Но Ройсу это не нужно, даже Пейтону не нужно, а мы все равно останемся до тех пор, пока не кончится война, потому что здесь безопаснее для тебя и детей.
– Мы могли бы отправиться на Север, как другие. Не думаю, что белые люди стреляют там друг в друга.
Кларенс помолчал некоторое время, наблюдая, как влажные листья кружатся у его ног, и прислушиваясь к дыханию жены. Ему требовалось время, чтобы подобрать нужные слова и сказать женщине, которую он любил, кое-что о себе.
– Мой прадед был африканцем, – наконец произнес он. – Ма помнит его совсем стариком. Она сказала, что он умер, не переставая горевать об Африке, потому что там жил его народ, но не только поэтому. В Африке он родился, это его земля. – Кларенс тяжело вздохнул. – А эта земля – моя. Я родился здесь, в Виргинии. Могу отправиться на Север и по-прежнему жить в Америке, но там не будет моего народа.
На мгновение Кларенсу показалось, что в свисте ветра он слышит голоса своих предков. – Мой народ создал эту землю. Каждый кирпич, из которого сложены стены этого поместья, сделан их руками, так же, как каждая доска в крыше, каждый глиняный горшок. Они рубили лес, а потом возделывали землю, которую от него очистили. Они поливали эти поля своим потом и потом своих детей. Они молотили пшеницу, ухаживали за скотом и ничего не получали за свой труд. Я должен остаться на этой земле, которую они создали, или умереть, горюя, как мой прадед. Ты можешь это понять?
– Могу, но мне все равно страшно. Я думала, что хочу свободы больше всего на свете. Теперь она здесь, у самого порога, но вместо того, чтобы радоваться, я боюсь обеих армий, боюсь того, что может произойти с нами завтра, или через неделю, или уже после воины.
– В конечном счете, она все равно закончится и Север победит, потому что Бог не допустит, чтобы было по-другому. Когда все закончится, мы возьмем деньги, которые спрятаны в горшке, и я построю нам маленький дом, в части города для цветных. Этих денег нам хватит и на дом, и на небольшую кузницу. Я буду зарабатывать достаточно, а ты можешь оставаться дома и растить детей.
Кларенс повернулся и взял руки Пэтси в свои.
– Это, конечно, нелегко, ведь то, что легко, ничего не стоит. Но если мы отдадим все наши силы борьбе, наши дети будут жить спокойно. Скажи, что ты хочешь этого, Пэтси. Ради нас, ради наших детей.
– О Господи, Кларенс, когда ты так говоришь, я готова поверить во что угодно!
Кларенс тихо засмеялся:
– Иди ко мне, любовь моя. – Он обнял Пэтси.
Женщина положила голову ему на грудь, ощущая тепло его тела.
– А твоего маленького сына, которого продали, мы найдем и выкупим, – сказал Кларенс и спросил: – Ты слышала, что говорят о Селесте, второй жене Пейтона?
Пэтси кивнула:
– Твоя ма назвала ее сукой во время течки.
– Кто бы мог подумать? В первые месяцы Селеста изображала из себя такую милую, добрую хозяйку. Когда Пейтон привел ее в дом, мне было восемь лет, а Ройсу около семи. В те дни Пейтон не много времени проводил дома – он с головой ушел в политику. А Ройс был маленьким брошенным мальчиком, который бродил по этому огромному дому, предоставленный самому себе. Моя ма была его няней. Она клала его в постель, сидела с ним, пока он не заснет, а потом оставляла с Джулзом здесь, в большом доме.
По утрам я часто находил Ройса в своей хижине – он просыпался среди ночи, приходил к нам и ложился спать между ма и па. Он научился говорить на языке негров, потому что много времени проводил среди рабов, учил их читать и писать. Клянусь, ма любила этого маленького белого мальчика не меньше, чем меня. И он очень нуждался в ее любви и заботе. Я понимал это и не ревновал ее к нему.
Пэтси вздохнула:
– Миз Энни как-то сказала мне, что под маской сильного, храброго воина скрывается маленький мальчик, который все еще горюет по своей маме.
Кларенс посмотрел на жену:
– Миз Аннабель так сказала?
Пэтси подняла голову и нежно улыбнулась:
– Она любит его.
– Однажды, если его не убьют на войне, он поймет это. И тогда эта маленькая женщина получит столько любви, что не будет знать, что с ней делать.
– Ох, Кларенс, как я на это надеюсь!
– Итак, тебе нравится эта белая женщина?
– Так уж получилось помимо моей воли, – досадливо пробормотала Пэтси, что заставило Кларенса улыбнуться.
– Это нормально – любить ее. Мы были бы ничуть не лучше белых господ, если бы за цветом кожи не замечали души человека. Я уважаю миз Аннабель точно так же, как свою ма. А это дорогого стоит.
– Не читай мне наставлений, Кларенс, – промолвила Пэтси. – Не ходи вокруг да около. Ты хочешь мне что-то сказать?
– Пытаюсь объяснить тебе, что за отношения связывают нас с Ройсом, но не могу не упомянуть Селесту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115