Ройс видел на пастбище, как бык взбирается на корову, и поверил Кларенсу. Однако кое-что в рассказе друга показалось ему странным. Он потрогал рукой у себя между ног. Иногда он чувствовал стыд от того, что подобные занятия доставляли ему массу приятных ощущений. Джентльмен не должен трогать себя между ног, но иногда Ройс ничего не мог с собой поделать.
– А как же он вставляет в нее свою штуку? – спросил Ройс.
– Она становится твердой. Ма говорит, что мужчина думает тем, что находится у него между ног, Ройсу не приходилось в этом сомневаться. Конечно, он не думал этой частью своего тела, но, когда трогал себя там, она действительно становилась твердой, и при этом возникали приятные ощущения.
Ройс попытался представить собственного аристократа отца, вставляющего свою штуку между белых бедер своей красавицы жены. Но картина, которую нарисовало воображение, показалась ужасно грязной, и он тряхнул головой, чтобы прогнать ее.
– Будь я женщиной, мне это вряд ли понравилось бы.
Кларенс пожевал соломинку, торчащую у него изо рта.
– Ха! В наших хижинах много чего услышишь ночью. Женщинам это очень нравился, но только если мужчина из нашего народа.
Ройсу показалось, что ему нанесли сильный удар в солнечное сплетение.
– Мой отец никогда не ходил к рабыням, чтобы вставить свою штуку им между ног.
– Не твой па, нет. А вот твой дед – да. Иногда он приводил с собой друзей. Черной женщине это вряд ли нравилось, но рабыня не может отказаться.
Возможно, именно тогда Ройс начал понимать кое-что о неограниченной власти, которой обладали некоторые белые мужчины в своих поместьях и на плантациях. Власть притягательна, но семья Кларенса очень близка Ройсу, почти как своя собственная.
Если он, Ройс, будет, как положено, исполнять свою роль – роль хозяина плантации, – ему придется отказаться от многого и о многом забыть. Например, запах Софи, прижимающей его к своей пышной груди, – ему не должно было это больше нравиться с тех пор, как он стал большим мальчиком. Или глубокий рокочущий голос Холдера, читающего молитвы перед скудным обедом. Или тайное удовлетворение от того, что вопреки правилам он обучал семью Кларенса всему, чему его самого учили в школе.
– Когда я вырасту, я дам тебе свободу, – сказал Ройс.
«И Софи, и Холдеру тоже», – молча поклялся мальчик. И другим детям, если таковые родятся. У Кларенса было три старших брата, но они умерли от какой-то болезни еще до рождения Ройса.
Может, Софи слишком стара, чтобы иметь еще детей. И именно поэтому позволяет белому мальчику постоянно вертеться у нее под ногами. Если бы Софи не заботилась о нем… Ройс не знал, как бы он вырос. Наверное, свернулся бы в комочек и умер от одиночества. Хотя нельзя было сказать, что он был настолько одинок.
– Закон гласит, что черный человек, получивший свободу, должен покинуть штат, – сказал Кларенс, не отрывая взгляда от реки и плотно сжав губы. – Но это мой дом. Здесь мой народ. Я не хочу уезжать. Но хочу иметь возможность уехать.
– Мне жаль, Клэри. На твоем месте я тоже не хотел бы быть моим кровным братом.
– Это не твоя вина, Ройс. Ты родился белым. Просто тебе повезло, вот и все.
На этом тема была закрыта, и мальчики не вспоминали о ней целых три года, пока в один прекрасный день Кларенс не открыл дверь старой деревянной сторожки и не увидел там Ройса, свернувшегося калачиком на деревянном полу. Ройс был обнажен ниже пояса, и от него исходил чувственный плотский запах, о котором мальчикам его возраста не положено знать.
Кларенс ничего не сказал. Он просто накрыл своего дрожащего молодого хозяина шерстяным одеялом и выскользнул из сторожки, прикрыв за собой дверь. В наступившей тишине Ройс зарыдал. Рыдания зарождались где-то в животе, протискивались через горло и вырывались изо рта, глаз и носа с такой силой, что голова мальчика буквально раскалывалась от боли.
К тому времени как Кларенс вернулся, слезы на глазах Ройса высохли, осталась только икота. Он боялся, что Кларенс приведет с собой Софи и та увидит его позор. Но Кларенс вернулся один, прихватив с собой ведро теплой воды, кусок щелочного мыла и пару собственных чистых холщовых штанов.
Кларенс мыл своего господина и мурлыкал какую-то песенку, прикосновения его загрубевших от работы рук были такими нежными, словно он мыл младенца. Закончив мытье, Кларенс подал Ройсу штаны и отвернулся, пока тот натягивал их и завязывал на талии шнурок все еще дрожащими пальцами. Когда Ройс наконец набрался мужества и поднял глаза, Кларенс держал в руке охотничий нож. Из свежей раны на ладони его другой руки сочилась кровь.
Не говоря ни слова, Ройс протянул свою руку. Кларенс взял ее и сделал надрез в мясистой части ладони под большим пальцем, после чего прижал свою большую черную ладонь к ладони Ройса.
– Кровные братья, – произнес он, и в тот же момент Ройса захлестнула такая мощная волна любви, что он даже испугался.
Кларенс поднял голову, и их взгляды встретились. В глубине темных глаз негра Ройс прочел то же, что чувствовал сам.
Кларенс был его братом не менее, чем Гордон. Мужчинам не нужно быть кровными братьями, чтобы испытывать друг к другу братские чувства.
* * *
Солнце палило с безоблачного неба – ярко-синего словно яйцо малиновки, – прогоняя утреннюю прохладу в тень под деревьями. Ботинки Ройса увязли в грязи, когда он свернул на тропинку, ведущую к поместью Джонсона. Дорогу обрамляли ивы, их ветви с мягкими молодыми листочками покачивались от теплого ветерка.
Ройс и сам не знал, почему отправился сюда сегодня утром. Он никак не мог избавиться от тревожного ощущения, хотя целыми днями скакал по полям, а ночами корпел над гроссбухом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115