– Как ты себя чувствуешь?– У меня все хорошо! Извините за то, что расстроил вас.– Подойди ближе! – потребовала она, вытянув вперед обе руки.Роберт неохотно повиновался и позволил Джорджиане обнять себя, а потом и смачно чмокнуть в щеку. К его удивлению, он не почувствовал никакого дискомфорта и даже поспешил вернуть поцелуй, хотя и не так громогласно.– И где же ты был? – поинтересовалась Джорджиана. Роберт услышал за спиной шарканье подошв и понял, что это братья толпой ввалились в гостиную, причем Шоу и Эндрю были одеты в костюмы для верховой езды.– Катался верхом, – ответил он Джорджиане, разумеется, скрыв, что произошло с ним на самом деле.– Катался? Где? – спросил Эдвард. Шоу обнял младшего брата за плечи.– Иди наверх и поспи еще немного, – ласково сказал он Эдварду. – Здесь все в порядке!– Нет, не все! – запротестовал тот, сбросив с плеча руку брата. – Роберт уезжал, а куда – никто не знает! Я заметил, что это всех встревожило! Ну, куда ты ездил, говори!– На север. Я подумал, что в Глауден-Эбби жизнь, возможно, спокойнее, чем в столице.– Но ведь ты вернулся! – заметил Тристан.Роберт пожал плечами:– Я уехал, поскольку устал от беготни, и не вижу в этом ничего предосудительного. А вернулся, решив, что здесь скорее смогу противостоять некоторым распускаемым обо мне слухам.– Если у тебя хватит на это сил и терпения! – фыркнул Тристан. – Ну а теперь, коль скоро мы все собрались вместе, давайте дадим отдохнуть Джорджиане – наверняка она хотела бы поспать. Нам надо выработать какую-то новую стратегию поведения, но мы вернемся к этому завтра.Роберт подумал, что предложение Тристана имеет смысл, и согласно кивнул.Все его братья отправились спать; значит, есть надежда, что наутро, хорошо выспавшись и отдохнув, они смогут наконец додуматься до того, кто же все-таки был подлинным виновником кражи в Хорсгардзе, – тогда в обществе перестанут связывать это преступление с ранением Роберта и последующим пребыванием его в тюрьме Шато-Паньон. Это вполне устраивало бы Роберта, если бы… если бы не… Люсинда. Люсинда Баррет и эти ее чертовы матримониальные планы в отношении лорда Джеффри Ньюкома!Вернувшись к себе в комнату, он быстро разделся и юркнул в теплую уютную кровать. И тут же почувствовал запах Люсинды, совсем недавно лежавшей рядом…На сей раз Люсинда спустилась вниз чуть раньше отца, поэтому успела быстро позавтракать и проскользнуть в сад к клумбе с розами. В значительной мере это объяснялось тем, что она фактически не спала ночь. Об этом Люсинда не хотела говорить ни отцу, ни кому-либо еще. Об этом, а тем более о причинах своей бессонницы.Люсинда и раньше получала предложения как о законном замужестве, так и о греховном сожительстве и решительно отклонила те и другие, как по причине полного равнодушия к браку вообще, так и к тем, кто такие предложения делал. Однако Роберт ее заинтересовал, даже еще более – заинтриговал.Вспоминая сильное, красивое тело Роберта в своей постели, ощущая проникновение его возбужденной плоти, она почувствовала, как кровь начинает закипать в ее жилах, а колени подгибаться. И тут она невольно подумала о резко враждебном отношении к Роберту ее отца.Генерал как-то уже сказал ей, что кто бы ни похитил секретные бумаги из Хорсгардза, этот человек – отъявленный негодяй, подлец и мерзавец, а значит, именно таким выглядел Роберт Карроуэй в глазах общества, которое возлагало на него всю вину за кражу. Правда, сама Люсинда отнюдь не разделяла подобного мнения, и все же независимо от того, простил Роберт ей предательство или нет, она потеряла его доверие и позволила мерзким слухам распространиться по городу. Одновременно стало известно, что Карроуэй попал в Шато-Паньон, и, разумеется, все тут же связали этот факт с похищением секретных документов. Так предательство Роберта, по мнению очень многих, стало очевидным.Возможно, Роберт мог бы опровергнуть самые худшие из слухов признанием о том, сколько страданий пришлось ему перенести в тюрьме и как получилось, что именно его все-таки выпустили, а остальных расстреляли. Но он опасался, что правда окажется для него не менее губительной, чем ложь. Конечно, обстоятельства, в которых оказался Роберт, были экстремальными, но аристократическое общество британской столицы не смогло этого понять. Гораздо легче было обвинить Карроуэя в измене. В светских гостиных твердили только одно: как мог английский солдат, выросший в благородном, знатном семействе, попытаться покончить с собой, вместо того чтобы воевать против Наполеона?Хотя Люсинда рассказала отцу о том, что пришлось пережить Роберту в Шато-Паньон, генерал никогда не предал бы дочь, если бы речь не шла о безопасности страны. Последнее было для Баррета очень важно. Конечно, он поделился с кем-то в Хорсгардзе теми сведениями, которые стали ему известны. Он и не мог поступить иначе, поскольку считал это своим долгом.Стоя в задумчивости около клумбы роз, Люсинда не заметила, как Баррет вышел из дома и остановился у нее за спиной.– Проклятие! – проговорила она, отвечая на свои горькие мысли.– Надеюсь, ты не укололась? – озабоченно спросил генерал.Люсинда обернулась.– Я? – растерянно переспросила она. – Нет… Просто этот проклятый бриз высушил лепестки роз, вот и все! А почему ты решил, что я укололась?– Во-первых, потому что ты вслух выругалась, чего я раньше никогда за тобой не замечал. А потом, ты выглядишь очень усталой.– Я плохо спала этой ночью.– Из-за Карроуэев, не так ли? И из-за Джорджианы. Кстати, сегодня мы снова встретимся с Джеффри и постараемся составить более полный список лиц в Лондоне, симпатизирующих Бонапарту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87