Жаждал он завладеть ею, властвовать над ее лунным светом, вереском и смолью. Он приступил к ней с чарами, золотом и щедрыми посулами.
Леди, однако, не желала ему внимать, ибо сердцем была верна своему лэрду.
Маркус вдруг обнаружил, что все его мысли занимает Авалон — тепло ее тела, невольно прижавшегося к нему, тонкий аромат волос, точеные линии непокорной шеи. От ее нежной кожи исходил слабый цветочный запах.
На миг Маркус задумался: неужели она и впрямь влюбилась в своего придурковатого кузена? Слишком уж покорно приняла она весть о поспешном браке, хотя наверняка понимала, что этим навлечет на себя бесчестие и станет причиной войны.
Впрочем, она ведь женщина. Маркус никогда не понимал женщин.
Однажды наша леди пошла в вересковую долину, дабы собрать клочки шерсти, которую овцы оставляют на кустах ежевики. Она была такая милая, что колючие шипы склонялись перед ее руками, позволяя ей собирать шерсть, не уколовшись.
В долине и отыскал ее черный эльф и решил, что довольно терпел ее отказы. И он взял ее силой, лишив чести, и разбил ее верное сердце, и леди умерла, оплакивая свою любовь.
Лэрд нашел ее мертвой в траве и сразу понял, что случилось.
Поймите же теперь, как он любил ее, как велика была его потеря, если в тот страшный миг отрекся он от своей веры и призвал дьявола, дабы тот отомстил убийце.
День, по счастью, выдался пасмурный и хмурый, и отряд Маркуса, ехавший глухими лесными дорогами, укрывали от чужих глаз благодатные тени.
Маркус заметил, что Авалон безуспешно борется со сном. Голова ее, кивая, опускалась все ниже и ниже, потом девушка упрямо вскидывала подбородок — и все начиналось сначала.
Маркус вспомнил о предложении, которое сделала ему Авалон: пускай, мол, он возьмет все, чего желает, только отпустит ее. Щедрый подарок, но если бы Маркус ее отпустил, он бы никогда не получил того, чего желал превыше всего на свете. Он был не из тех, кто легко отказывается от своих желаний.
Авалон уронила голову на грудь — сон наконец сморил ее. Маркус осторожно привлек девушку к себе, удобно устроив ее голову на своем плече. В сумеречном свете пасмурного дня казалось, что ее волосы источают серебристый свет.
И вот дьявол, в клубах дыма и серы, явился в долину и принес черного эльфа, представив его, закованного в огненные цепи, пред лицо лэрда.
— Чего ты желаешь от меня? — спросил дьявол.
— Мести! — выкрикнул лэрд, держа на руках мертвую свою возлюбленную.
И дьявол огненными руками взял черного эльфа, и мял его, и давил, возглашая заклятия, покуда в его руках не осталось лишь нечто обугленное. И тогда дьявол швырнул это нечто в склон горы, и обугленные останки эльфа растопились в камне и исчезли бесследно.
— А теперь, — сказал дьявол, — плати.
И лишь тогда понял лэрд, что натворил.
Сейчас, когда Авалон спала, Маркусу было легко позабыть, как от его слов разгорается гнев в ее глазах. Легко было мечтать о том, что было бы, если бы они встретились совсем иначе. Авалон была бы верной и сильной, умной и доброй и, конечно же, как сейчас, — невероятно красивой. А он, Маркус, ни за что на свете не отправился бы в поход на край света — ни ради человека, ни ради бога.
— Ныне в моей власти слишком много душ, — заявил хитроумный дьявол, — и ваши ничтожные души лишь переполнят мои чертоги. Нет, иное возьму я у вас. Я возьму ваших детей, и детей их детей, и все потомство вашего рода. Все они будут отторгнуты от вас, и лишитесь вы блаженного вашего житья, и земли ваши станут бесплодны, и скот падет.
И возрыдал тогда лэрд, но что он мог поделать? Он призвал дьявола, и теперь его клан должен был расплатиться за это.
Спящая Авалон казалась Маркусу легкой, как перышко. Чуть покачиваясь в седле, он думал о том, что мог бы без устали везти ее вот так весь день, да что там день — вечность, только бы вдыхать сладкий запах ее волос, мягко щекотавших его лицо.
Лэрд рыдал и молил о милосердии, однако дьявол никогда не бывает милосерден. И лишь когда открылось в небе око, дьявол перестал хохотать, а из ока пролился солнечный луч и озарил одну лишь мертвую леди.
Как видно, душа ее уже была тогда на небесах и молила господа нашего сжалиться над ее возлюбленным. Ибо то было господне Око, и сам он пожелал внять участи лэрда.
Понял тогда дьявол, что сам господь слышит его, а стало быть, придется ему смягчить свое проклятие. Однако такое деяние было глубоко противно его мерзкому естеству, и тогда прошипел он коленопреклоненному лэрду:
— Продлится же это проклятие полных сто лет, и тогда из потомков твоего рода явится дева, во всем подобная твоей леди, дочь твоего клана, дабы стать женой лэрда. И покуда она не вернется, ни тебе, ни твоим потомкам не знать покоя. — И, поскольку он был дьявол, то прежде, чем провалиться сквозь землю, добавил: — И будет дева мятежник душой, преуспевшая в воинском деле, и познает она ваши сердца и самые потаенные мысли. И возненавидит она само твое имя.
К концу дня отряд остановился на отдых в самой чащобе, где деревья росли так густо, что едва нашлось место разбить лагерь. Впрочем, даже это было преимуществом: тесно смыкавшиеся стволы прикрывали лагерь от чужих глаз. Маркус расставил часовых. Леди Авалон поместил в самой середине лагеря, чтобы ее хорошо было видно отовсюду.
Неподалеку протекал ледяной ручей. Маркус сам отвел туда Авалон, и, развязав ей руки, смотрел, как она утоляет жажду, а потом смывает с запястий засохшую кровь.
Вид этих нежных израненных рук показался ему невыносим, но он постарался заглушить в себе голос сострадания. Не такие уж тяжкие мучения пришлось вынести этой надменной красавице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83