Соланж знала, что очень скоро не выдержит и повторит Дэймону признание в любви. Пока ее удерживало лишь одно – сам Дэймон. Да, конечно, он любит ее. На людях ведет себя с ней так терпеливо и внимательно, что про них добродушно сплетничают в замке все, кому не лень: ужасный Локвудский Волк не просто из жалости терпит рядом с собой женщину, на которой принужден был жениться, он окружает супругу по чтением и заботой.Соланж улыбнулась, стоило ей вспомнить, как Дэймон подавал ей кресло. Или вставал, когда вставала она.Или, сам того не замечая, во время беседы с кем-нибудь брал ее за руку.И это совершенно не умаляло его достоинства. Более того, Соланж заметила, что многие его дружинники начинают подражать ему. Да и на других обитателей замка его поведение действовало весьма благотворно. Соланж сама слышала, как одна из дам говорила другой, что едва узнает своего мужа, а та отвечала, мол, остается только надеяться, что его светлость и дальше станет подавать всем добрый пример.Немало было в замке и таких, кто знал о ней по легендам. Соланж казалось порой, что она слышит чей-то шепот: «Это она, та женщина, что, разбив сердце хозяина, вышла за другого? Да так ли уж она хороша?»Но, принимали Соланж или нет, само ее появление в Вульфхавене только добавило Дэймону уважения. «Маркиз, должно быть, истинный колдун, коли сумел снова приворожить ту, что бросила его столько лет назад. Сила его превыше человеческого разумения», – на этом сходились все.А еще Соланж довелось услышать разговоры о ее былом муже. Полные злобы и хитросплетений, истории эти преследовали ее по пятам даже здесь, в ее новом доме. Она дивилась, зачем вообще рассказывать их, ведь даже у нее при имени Редмонда мурашки ползли по коже. Но, видно, прошлая жизнь пристала к ней на веки вечные, хочет она того или нет. «Ничего, – решила она, – переживу. Ведь не может быть света без тьмы». Насколько она могла судить, Дэймон не обращал внимания на слухи, и Соланж старалась следовать его примеру, но в глубине души соглашалась, что в Дэймоне впрямь есть нечто колдовское. С каждым днем, проведенным вместе, Соланж все больше убеждалась в этом. Дэймон был чудесный, благородный, исполненный добра и света. И тем заметнее казалась затаившаяся в нем тьма. Кромешная, непроницаемая тьма, когда она наступала ближе, Дэймон намеренно избегал общества Соланж. Она же в свою очередь неизменно старалась делать вид, что ничуть не задета его резким уходом и с притворным рвением принималась за работу, которая могла бы и подождать.В потемневшем от гнева лице Дэймона Соланж видела потаенную боль, и ее нисколько не утешало то, что источником этой боли была она сама.Она знала, что тьма, которая обитала в сердце Дэймона, была порождена мыслями о том, что так и не свершилось девять лет назад. Что, если бы они с Дэймоном и вправду поженились бы тогда, отказавшись исполнить волю маркиза Айронстага? Что было бы с ними сейчас?Что, если б Дэймон тем утром на минуту дольше задержался в комнате Соланж? Если бы еще раз поцеловал ее? Сумела бы она тогда воспротивиться зову сердца? Нашла бы в себе силы прогнать его? Или же они бежали бы вместе и жили счастливо? И не было бы тогда мучительных девяти лет разлуки!Быть может, и Вульфхавен тогда бы скорее перешел в руки Дэймона. И здешние обитатели зажили бы куда более мирно и радостно.Что, если б на теле Соланж не было шрамов? А в ее прошлом – постыдных тайн? Все эти «если бы» звучали как пение сирены, увлекая в темный омут сомнений.Если задуматься, то главную опасность для Соланж представлял ее же призрачный образ – идеал, который сотворил в душе своей Дэймон. Как бы ни фальшива была та, призрачная Соланж, он не желал с нею расстаться. Всеми силами он старался сохранить этот идеальный об раз, какую бы муку ни причиняли ему эти усилия. Дэймон терзал себя бессмысленными фантазиями, потому что они помогали скрывать истинную причину его боли. Соланж догадывалась, в чем тут дело, но была бессильна помочь ему. Чувство вины – необычайно сильное чувство. Тьма в душе Дэймона просыпалась всегда внезапно, одним ударом сметая все его добродушное обаяние. Соланж могла бы даже поклясться, что всякий раз предчувствует ее, как предчувствует перемену погоды.Она хорошо, даже слишком хорошо знала, каких тем ей следует избегать. Дэймона задевали любые разговоры о прошлом, и Соланж старалась отвечать на все его вопросы как бы между прочим, словно прошлое не имело для нее никакого значения. Она никогда сама первой не заговаривала об этом. Постоянная борьба с этой тьмой была изнурительна, но все-таки Соланж не сдавалась. И всегда старалась, насколько это возможно, незаметно укрыть от глаз Дэймона свои шрамы.Погружаясь в собственные муки, Дэймон не мог помочь Соланж в ее борьбе с демонами. Она оказалась предоставлена самой себе. И это, быть может, даже укрепляло ее силы. Но в глубине души Соланж знала, что хотела бы рассказать Дэймону обо всем. Об унижении, о предательстве, о душевной боли, которая была куда тяжелее боли физической. Соланж мечтала избавиться от тягостных воспоминаний о прошлом, но избавление могло, принести ей одно лишь время. Когда-нибудь, надеялась Соланж, когда-нибудь она сможет взглянуть на прошлое без содрогания и почувствовать радость оттого, что эти навсегда миновали.Быть может, время исцелит и Дэймона.Но сейчас Соланж в одиночку сражалась с демонами прошлого... и в то же время помогала, чем могла, Дэймону преодолеть его терзания. Ей приходилось быть сдержанной с ним, более сдержанной, чем ей хотелось бы. Соланж все чаще вспоминала беззаботные дни детства, когда она была вольна, как ветер, и доверяла Дэймону все тайны своей души.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78