— Майкл представил надгробный камень на семейной могиле. Его имя было выгравировано вместе с остальными: дата рождения и дата смерти. Эпитафия навечно врезалась в мозг, как шрамы в плоть его тела: «Любимому сыну, брату и племяннику». Интересно, в саркофаг положили тело или он до сих пор дожидается его?
— Зачем вы вернулись после стольких лет в Дувр?
Нет, Дрейк не отвяжется, но на этот вопрос у него имелся ответ:
— Я вернулся, чтобы убить дядю.
О намерении полицейского Майкл понял по скрипу пружин и шелесту одежды. Дрейк собирался распахнуть дверцу и выпрыгнуть на мостовую, пришлось снопа вдавить револьвер в его бок.
— Это дело касается только меня и моего дяди. А сейчас меня беспокоит Энн Эймс.
— Почему вы так уверены, что он намерен причинить ей зло?
— Потому что он причинял зло и другим женщинам.
Показался залитый газовым светом вход в полицейский участок. Кеб подкатил к тротуару и остановился.
— Другим женщинам? И что с ними сталось? Если они пострадали, почему не было никаких заявлений?
— Потому что они все умерли, суперинтендант Дрейк.
— Если вы не заявили об этом, значит, вы соучастник! — рявкнул полицейский.
Майкл насмешливо улыбнулся. Кто бы поверил ребенку? Да и взрослому тоже… Семья Дианы всеми силами стремилась замять скандал, родственники не хотели доискиваться до правды.
Дрейк барабанил пальцами по колену. Он наверняка вспомнил, что ни одна живая душа не видела трупа Майкла Стердж-Борна. И еще подумал, что люди редко бывают такими, какими кажутся. Даже респектабельные высокородные граждане.
— Но если вы настолько уверены в своем мнении о графе, почему полагаете, что он не успел избавиться от тела Энн Эймс?
— Я знаю, — ответил Майкл. Он точно представлял, что задумал совершить старик. — Мисс Эймс ухаживала за своими родителями. Только садист способен придумать, что могилу ее матери осквернили.
Он не стал останавливать Дрейка, когда тот распахнул дверцу и спрыгнул на мостовую. Понял: насилие больше не уместно. Он принудил полицейского приехать в участок, но не мог заставить оказать помощь.
Майкл посмотрел на небо. Выпуклая луна отличалась от той, что он видел, когда два дня назад стоял на балконе в Лондоне. Тогда это был всего полумесяц. Что требовалось поставить на карту, чтобы убедить Дрейка?
Гордость продажного мужчины? Молить о помощи? Неужели Энн молит того страшного человека? Он распахнул дверцу кеба и бросил флорин вознице. При его появлении в полицейском участке наступила мертвая тишина.
Трое молодых взъерошенных констеблей обступили своего суперинтенданта: на головах шлемы с блестящими кокардами, глаза засланные. Дрейк пристально посмотрел на Майкла.
— Ну как? — Его голос был пропитан сочным английским юмором. — Этого достаточно, или поднять по тревоге всю казарму?
Майкл замер, письмо в кармане жгло ему грудь. Вспыхнула надежда.
— Достаточно, — спокойно произнес он.
Два констебля вскочили на запятки, третий взгромоздился на козлы полицейской кареты, а они с Дрейком устроились внутри экипажа. Обтянутая потрескавшейся кожей скамейка оказалась жесткой, пол устилало свежее сено.
Майкл молча отдал суперинтенданту револьвер. Тот так же молча положил его в карман. Перемежающиеся вспышки света и тьмы сменились мраком ночи — фонари на улице кончились. Майклу не требовалось выглядывать из окна, чтобы понять: скоро появятся белые скалы Дувра. Каждый поворот колеса приближал его к цели. Он на время оставил мысль об убийстве и старался думать только об Энн.
Она в нем нуждается. Он не даст ее в обиду.
— Когда произошел несчастный случай с вашими родными, я, в ту пору еще констебль, находился на дежурстве, — раздался в темноте голос Дрейка. — Позор, что они умерли подобным образом.
— Согласен. — Но о семье он тоже подумает позднее.
— Несчастный случай, не более, — грубовато настаивал суперинтендант. — Когда мы выезжаем на природу, я тоже часто даю управлять экипажем внукам. Не ваша вина, что вы перевернулись на скалах.
— Не моя, — согласился Майкл и ухватился за ременную петлю рядом со своим плечом. Начинался подъем.
Белые скалы Дувра поднимаются на три сотни футов. Когда экипаж грохнулся у их подножия, от него мило что остаюсь, а от тел родителей и того меньше. Оставшуюся часть пути суперинтендант молчал. Лай собак предупредил, что они подъезжают к имению.
Майкл стиснул зубы. Двадцать семь лет назад здесь не было никаких собак и никаких металлических пик над высокой двенадцати футовой кирпичной стеной. Интересно, когда графу пришло в голову, что необходимо настолько серьезно охранять свою персону? В каком году он решил, что месть приближается? На пятнадцатилетие Майкла? Или когда ему исполнилось семнадцать? Или девятнадцать? Экипаж остановился на гравиевой дорожке.
— Эй, вы там! — закричал констебль на козлах. — Открывайте ворота!
— Я никого не обязан впускать посреди ночи. — Голос привратника был Майклу незнаком. Когда его нанял граф? Пару дней назад? И в каком притоне отыскал?
— А нас впустишь, черт подери! — В ответ на угрозу полицейского раздался неистовый лай собак. — Привяжи псов и отворяй проклятые ворота!
— Как бы не так! Убирайтесь вон, а то угощу вас пулей.
— Слушай, недоумок, это полиция, — вмешался другой констебль. — Если сейчас же не откроешь, у тебя будет достаточно времени набраться ума в кутузке!
— Бобби! — В голосе привратника послышалось неподдельное удивление и страх.
Никто не ожидал, что в дело вмешается полиция, даже умудренный граф.
— У нас дело к лорду Грэнвиллу, — продолжал констебль. — Открывай!
Майкл напряженно ждал, затаив дыхание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76