Он показался ей человеком, познавшим к жизни много удовольствий или постоянно к ним стремившимся. Глаза померкли, и в полумраке спальни никто не угадал бы их Цист. Но они смотрели пристально, словно силились разгадать, как отреагирует гостья на его стариковскую немощь.
— Извините, что не могу подняться. Энн отвела взгляд.
— В этом нет никакой необходимости, милорд.
На чайном столике она заметила две чашки с золотым ободком на золоченых блюдцах. Серебряный сервировочный поднос дополнял ансамбль из сахарницы и кувшинчика для сливок. Здесь же были белые сложенные салфетки. А дольки лимона слуги уложили в маленькую серебряную вазочку. Пар поднимался от серебряного чайника, который был только что заварен.
Словно граф ее ждал.
Энн подавила новый прилив неуверенности. Она скосила глаза на правую руку графа, которая покоилась на деревянном подлокотнике инвалидного кресла. Старик что-то перекатывал между пальцами. Энн присмотрелась и различила блеск двух серебряных шариков, в которые обычно играют дети.
В камине разломилось полено, и в трубу взметнулись сноп искр и языки желтого пламени. Энн оторвала взгляд от руки старика и снова встретилась с ним глазами. Ей пришлось облизать губы, потому что она почувствовала, как они внезапно пересохли.
— Я хочу поблагодарить за заботу, милорд. Очень любезно с вашей стороны сообщить об осквернении могилы моей матери.
— Пустое, мисс Эймс. Ваши родители были моими хорошими друзьями. Мы часто проводили вместе вечера, играя в пикет.
Старик улыбнулся, что-то отдаленно знакомое мелькнуло в его улыбке.
— Не откажетесь от чая?
— Не рискую злоупотреблять нашим гостеприимством. Вы определенно ждали гостя. Так что я не отниму у вас больше нескольких минут.
— Глупости. Вы нисколько не злоупотребляете моим гостеприимством, — сердечно ответил больной. — А гость явится еще не скоро. Окажите честь — разлейте чай. Не представляете, как я надеялся, что вы зайдете ко мне, когда писал вам то несчастное письмо. Я больше не выезжаю и веду скучную жизнь. Я стар и болен. Но все это, дорогая, вам прекрасно известно.
Да, Энн помнила: большинство стариков, которые явились на похороны ее родителей, много лет не приходили в гости.
— Спасибо. — Она стянула с рук черные шелковые перчатки. — Я с удовольствием выпью с вами чаю. — Энн вспомнила другой чайник, но не серебряный, а тяжелый, фаянсовый. И другого мужчину — но не седого, а с серебристой шевелюрой.
Старик продолжал сверлить ее взглядом, и у Энн зашевелились волосы на голове. Она подняла голову и встретилась с ним глазами.
— Сколько вам кусочков сахари, лорд Грэнвилл? Хотите сливок? Лимона?
Между ними поплыло облако пара, больной улыбнулся.
— Положите мне все, что возьмете себе.
Энн невольно поджала губы. Что-то очень похожее ей сказал в кондитерской Габриэль. Он следил за ней — этот светлоглазый друг Майкла. А теперь возникало такое чувство, что и граф шпионил. Она положила два кусочка сначала старику, а потом себе. Граф не прикоснулся к чаю, и Энн пожалела, что не последовала его примеру: напиток показался горьким на вкус, словно в нем не было никакого сахара. Женщина поспешно поставила изящную чашку на блюдце.
— Вы утверждаете, что могила моей матери жестоко осквернена. Что же с ней сталось, лорд Грэнвилл?
Подвижные пальцы графа разом замерли, и тиканье мраморных часов на каминной полке внезапно сделалось непомерно громким.
— Вам не нравится чай, мисс Зиме? Извините старика. Слуги пользуются тем, что их господин калека. Я сейчас позвоню, прикажу, чтобы заварили заново…
— Нет, нет, все в порядке… — Энн подняла чашку и принудила себя сделать еще один глоток. — Что говорит суперинтендант полиции?
— Вы, должно быть, невероятно скучаете по матери, дорогая? — Граф возобновил ритмическое перекатывание серебряных шариков. — Если я правильно помню, она умерла через два дня после смерти вашего отца? Трагично и очень прискорбно.
Энн поставила чашку на место и солгала:
— Да, действительно.
И отец, и мать мучились от невыносимых болей. Смерть явилась для них избавлением.
— Вам понравился Лондон, мисс Эймс?
На лбу у женщины выступили капельки пота, а больной будто не замечал раскалившегося камина.
— Понравился, благодарю вас.
— Видимо, расставание с друзьями далось нелегко? Лондон — веселый город. Не то что здешняя унылая жизнь.
В голове Энн возникли картины дома Габриэля. Легкомысленные женщины и богатые мужчины. В потускневших глазах графа промелькнула искорка, словно он прочитал ее мысли, словно точно знал, каким образом его гостья развлекалась в Лондоне. Неужели слухи распространяются настолько быстро?
— Так что там насчет вандализма? — настойчиво спросила она.
— Извините старика. Совершенно не могу сосредоточиться. Выпейте чаю, а то замерзнете. Вы уверены, что не стоит звонить и требовать новый чайник?
Энн помнила, как одиноко жили ее родители и как радовались любому случаю пообщаться с людьми. Ей стало жаль старика, и она потянулась за чашкой, но и после третьего глотка не решилась бы утверждать, что вкус напитка улучшился.
— Вы когда-нибудь влюблялись, мисс Эймс?
— А вы? — Энн предпочла ответить вопросом на вопрос.
— Я — да. — Лорд Грэнвилл был вторым человеком, который признавался ей и подобных вещах — если только он не любил мужчину.
Энн сделала еще один глоток и решительно поставила чашку на блюдце.
— Значит, вам повезло. Любовь в нашем обществе не очень в чести.
— Это потому, что люди боятся и считают деньги более материальным предметом. Но вы-то, дорогая, не боитесь?
— Не боюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76