— спокойно парировал Майкл.
Габриэль вышел на балкон и встал рядом с ним. Он заметил, что Майкл обеими руками вцепился в железную ограду.
— А почему ты сам от него не избавился?
— Не могу оставить Энн.
— Что так? — ухмыльнулся Габриэль.
Солнечный свет, отраженный луной, образовал на небе мутный ореол. Шляпная булавка тоже отражала солнечный луч. А от того наслаждения, которое она ему доставила, у женщины светилось лицо. И этот внутренний свет казался не слабее сияния луны.
Ее губы пробовали его на вкус. Его сперму, его наслаждение, когда она удовлетворяла продажного мужчину. Майкл представил солоноватость собственной спермы и сладость ее возбуждения и едва удержался от возвращения в спальню, чтобы разделить с ней пьянящий вкус обоюдного удовлетворения.
— Потому что он ее убьет, — наконец отозвался он. — А я не могу.
Ночь разорвал громкий, яростный лай. Дрались собаки. За еду? За территорию? За суку? Майкл понимал, что он ничем не лучше этих шавок. Последние двадцать семь лет он только и делал, что отвоевывал место под солнцем, добывал женщин. Еду, чтобы ублажить желудок.
Он любил смех и страсть Дианы. А Диана обожала его изощренность и силу. Майкл не ждал, что она станет его благодарить. И она не благодарила.
Пронзительный визг возвестил об окончании баталии.
— Обратись в полицию, — посоветовал Габриэль. Майкл едва сдержал злобный рык, повернул голову и перехватил взгляд Габриэля.
— В чемодане упакован Литтл, а чемодан в моем кабинете. Как ты полагаешь, полиция поверит, что он попал сюда случайно?
Светлые, как у Энн, глаза Габриэля сверкнули в темноте. Но в них не было ее мягкости, ее открытости.
— И чего же ты хочешь, Майкл?
Вчера он ответил бы по-другому, но сегодня — не вчера, а завтра может вообще не наступить.
— Я хочу Энн, — выдохнул он в пропитанный угольным дымом прохладный ночной воздух. — Хочу провести с ней остаток времени.
— И это все? — насмешливо спросил Габриэль.
— Нет. Я хочу нанять нескольких твоих людей. Мне нужны кучер, конюх и охранники, чтобы сторожить дом.
— Их можно убить.
Новые трупы у его ног.
— Все имеет свою цену, предложи каждому по тысяче фунтов…
— За такие деньги они убьют тебя самого…
— Но предупреди: если Энн пострадает или будет похищена, они не получат ни фартинга. И тогда я убью их сам, — спокойно продолжал Майкл.
— А если убит будешь ты?
Внутри у Майкла вспыхнула искра протеста, но тут же погасла. У таких людей, как он, не существовало будущего.
— Если Энн будет в безопасности, изыми средства в моем поместье и заплати сколько надо. Все, что у меня есть, — в твоем распоряжении.
Послышался глубокий вдох, и в прохладном воздухе показалось облачко пара.
— Иногда мне кажется, я мог бы сам убить тебя, Майкл.
Майкл насмешливо улыбнулся:
— Нельзя убить человека, который и так давно уже мертв.
— А ты сам когда-нибудь убивал, старина?
По его милости мертвы мужчины, женщины и дети.
— Да.
— Я имею в виду другое: ты убивал по-настоящему? Сознательно? Слышал хрипение в горле? Видел кровь на своих руках — горячую и липкую, как похоть. Понимал — к добру или худу, что этот человек мертв и ты в этом повинен?
Майкл видел завиток белокурых волос, благородный нос и черную, не светлее ночи, бездну в глазах Габриэля. В мозгу всплыли когда-то выученные в Итоне строки: «Почил высокий дух. — Спи, милый принц, Спи, убаюкан пеньем херувимов». «Гамлет», акт 5, сцена 2. Майкл вспомнил автора, название книги и место, откуда взята цитата. Но не припомнил лица наставника, лиц родителей и сестры.
Враг отнял у него память.
— Если ты не хочешь рисковать своими людьми, я обращусь в другое место.
— Майкл, ты не можешь иметь и то и другое.
— Что именно? — Он напрягся.
— Твоя смерть не спасет Энн Эймс.
Холодный ночной воздух пронизал Майкла до костей.
— Откуда ты узнал?
На губах Габриэля заиграла ядовитая усмешка.
— Ты же знаешь, я Габриэль — посланник Божий.
Глава 10
Шажок за шажком Энн выбиралась из удушливой темноты, которая сдавила ей грудь и приковала к постели бедра. Колючая жара окутала шею, и она втягивала в легкие теплый и влажный воздух. Ритмичное пыхтение заглушало далекий перезвон часов.
Память пробивалась сквозь тяжелый дурман, и на сером фоне закрытых век вспыхивали яркие картины.
Красная кровь. Ярко-голубой бархат. Изборожденная прожилками, напоминающая сливу плоть. Белое мокрое перышко. Фарфор с золотой окантовкой. Красное бургундское вино…
В висках немилосердно стучало, но за тупой болью вставали похожие на галлюцинации образы.
Мишель ласкает ее вином… Ах нет, он ласкал ее не вином, а бутылкой из-под вина. Прохладное стекло скатывалось, скользило, проникало внутрь и наполняло влагой. Скорее холодной, чем горячей. А горлышко казалось тонким, а не толстым. Мишель пил вино прямо с ее тела, словно она изящнейший из бокалов.
Внезапно Энн почувствовала, как что-то уперлось ей между ног, и поняла, что это не сон. Бургундское связало ей язык сладостной терпкостью.
Но вот она открыла глаза. Ей на грудь опустилась рука, а нога придавила живот. Энн поняла, что на нее навалился Майкл. Это ее и разбудило, а не звон старых маминых часов. В груди потеплело, сразу прояснилась память: то, что она видела, не было сном.
Она пробовала этого мужчину на вкус. Сосала его, довела до оргазма. А теперь он спал подле нее, почти на ней. И она лишилась возможности предаться новому наслаждению.
Энн почувствовала себя слегка разочарованной. У нее кружилась голова, словно сознание существовало отдельно от тела. Извиваясь, она освободилась от его веса и выбралась из-под рук и ног, на шелковую простыню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76