Она почти была уверена, что в гостиной его нет.
Но он был там, сидел у огня и смотрел на языки пламени. На лице у него играли отблески огня и тени. Она хотела подойти к нему, но неуверенно задержалась в дверях.
Подняв глаза, он увидел перед собой само совершенство.
Мягкий свет от лампы в спальне окружал ее, подобно ореолу лунного света, обрисовывая сквозь легкую ткань ночной рубашки ее изящную фигуру. Ее шелковистые волосы волнами падали на плечи, и кончики волос касались грудей.
Он не заметил, как поднялся из кресла. Только вдруг оказался на ногах, не в силах оторвать взгляда от ангельского видения, стоявшего перед ним.
– Я... Я думала, ты ляжешь в постель, – прошептала она.
В нем огнем полыхнуло желание. Он уже почти убедил себя, что будет лучше, если сегодня не будет иметь с ней близости. Она сказала, что любит его, но только после того, как он воспользовался ее беспомощностью. Будет лучше, если он не станет усиливать в ней чувство растерянности, если он даст ей время приспособиться к совместной с ним жизни, если он...
Она подошла к нему, и он почувствовал, как пересохло во рту.
– Джереми, что-нибудь случилось?
Не в силах побороть себя, Джереми притянул ее к себе, дав волю сладчайшей пытке чувствовать ее всю, с головы до ног прижатой к его телу, но быть отделенным от нее тонким слоем одежды. Он взял ее лицо в ладони и запрокинул назад, чтобы заглянуть ей в глаза. В тускло освещенной комнате ее голубые глаза казались стального серого цвета. Большими пальцами он коснулся ее щек – кожа была нежной, как лепестки розы.
Его рот нашел се губы. До чего она милая...
Милая , милая Сара.
Его руки медленно двигались от ее лица по горлу, плечам, вниз к груди. Какие у нее твердые соски. Он возбудил их кончиками пальцев, притрагиваясь к ним нежными движениями через материю ночной рубашки.
Почувствовав, как у нее подогнулись колени, он изо всех сил обеими руками притянул ее к себе. Его тело содрогалось от желания, но он не торопился. Только не сегодня.
Она тихо выдохнула ему в рот воздух. Он вдохнул в себя ее вздох, как пьет спасительную влагу путник, умирающий от жажды в пустыне. Кончиком языка он обвел ее губы и еще раз подумал, до чего она милая и желанная.
Наконец он оборвал поцелуй, который так долго соединял их. Он смотрел, как Сара открыла глаза и с удивлением поглядела на него. Дрожащими пальцами Джереми развязал ленточку, стягивавшую ворот ее ночной рубашки. Она не запротестовала, не шевельнулась, чтобы остановить его, и он медленно стянул рубашку с ее плеч, дав материи опуститься на пол. Его глазам открылась вся ее прелесть.
Он еще раз провел пальцами по остриям ее грудей, наблюдая, как напряглась чувствительная плоть и еще больше выпрямились соски. Из горла у него вырвался тихий стон, и он принялся целовать ее рот, щеку, горло и груди.
Мысли в голове Сары путались. Эмоции проносились, как табун диких лошадей через прерию. Ничто не могло ни остановить, ни направить их. Она могла только наслаждаться их дикой красотой.
Она думала, что поняла, в чем искусство любви. Она думала, что все будет так же, как в прошлый раз. Но сегодня все было по-другому. Его прикосновение было неторопливым, но бесконечно сильнее и проникновеннее.
Он все целовал и целовал ее груди, сначала одну, потом другую, а она перебирала пальцами его волосы, невольно подтягивая его еще ближе. Она вряд ли замечала, как легкой пеной касалась ее ступней ночная рубашка, не чувствовала, как потоки теплого и холодного воздуха ласкали ее ноги.
Она не имела представления, сколько времени они так простояли. Ей показалось, не больше секунды и не меньше, чем целая жизнь. Потом он внезапно подхватил ее на руки и отнес в спальню.
Через несколько мгновений, когда он лег с ней в постель, Сара раскрыла объятия и отдалась – сердцем и душой – своему мужу.
Для Сары брачная ночь показалась настоящим волшебством.
Телом Джереми показывал ей свою нежность, силу и страстность. Его рот нашептывал ласковые слова и целовал, пока у нее не перехватило дыхание. Руки гладили и ласкали, разжигая огонь желания, который, казалось, мог поглотить ее без остатка.
Одна-единственная вещь в эту ночь портила восхитительные часы любви – сознание, что он прячет от нее то, что ей нужно больше всего на свете. Свою любовь. Защитную броню, которой он окружил свое сердце, она ощущала так явственно, как будто могла потрогать ее руками, и ломала голову над тем, как пробиться сквозь нее в его сердце.
Под утро Сара лежала, прильнув к Джереми, положив ему голову на плечо и руку на грудь. Все ее желания успокоились, хотя по жилам еще пробегали легкие волны экстаза. Она чувствовала себя обессиленной, но это было прекрасное чувство.
В комнате было темно. Джереми прикрутил лампу после того, как сходил на кухню и принес ей чашку воды. Почти сразу после этого они во второй раз предались любви.
– Когда я была маленькой девочкой, – тихо проговорила Сара, не видя, спит он или нет, – я представляла себе, что дедушка и бабушка – герцог и герцогиня, а все жители Хоумстеда – их подданные. Во время общинных танцев я воображала, будто все они лорды и леди нашего герцогства, а амбар, где проходили танцы, – великолепный бальный зал с чудесными люстрами, и музыканты со скрипками и губными гармошками – члены огромного оркестра.
От его дыхания пошевелились волосы на ее макушке. Теперь она знала наверняка, что он спит, но продолжила, желая рассказывать ему, даже если он не услышит ее.
– Я мечтала объехать весь мир. Хотела увидеть Эйфелеву башню в Париже, отель «Уолдорф» в Нью-Йорке, замки в Англии. – Она закрыла глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85