Оценит ли он доброту, которой дышит каждое ее слово? Или мерзавцу Джеми нужно лишь вонзить свое мужское достоинство поглубже в ее тело, и он не заметит ни очарования, ни нежности Пруденс.
Росс застонал и на миг зажмурил глаза. «Помоги мне, Господи! Еще один день». А завтра они достигнут берега. И тогда он будет спасен.
Когда-то с Мартой Росс был таким невинным. Все эти годы ухаживаний за ней… Да, он был настолько поглощен своими занятиями, что на вожделение просто не хватало времени. К тому же Россу претило распутное поведение друзей-студентов, которые были готовы удовлетворить свою похоть с любой попавшейся на пути уличной девкой… Нет, он не мог подражать им. Но почему-то был уверен, что рано или поздно, когда Марта окажется в его объятиях, все у них будет хорошо.
И в итоге дарами, которые он принес на их брачное ложе, оказалось многолетнее воздержание и непорочность так и не проверенного в деле мужского достоинства. Но все же мало-помалу они научились доставлять удовольствие друг другу. Росс прислушивался к разговорам в кофейнях, когда речь заходила о женщинах и о всевозможных способах, которыми мужчины испокон веков удовлетворяют их. После этого он возвращался домой, горящий желанием применить в деле свое новообретенное знание. И Марта, застенчивая и невинная, все же порой с готовностью отдавала свое тело его неловким попыткам. По мере приобретения опыта их страсть расцветала, словно пышный цветок, выращенный в «оранжереях» любовных ночей. Росс просыпался по утрам, сжимая жену в объятиях, и думал, что это счастье превыше райского блаженства.
А потом она погибла. И желание увяло, словно его никогда не было. Поначалу, когда Росс сгорал от любовного томления по Марте, он удивлялся, как же католические священники умудряются соблюдать обет безбрачия и при этом не терять разума от властных призывов плоти. Теперь же он это понимал. Его страсть умерла вместе с Мартой, потребности плоти исчезли, как и его единственная настоящая любовь. Росс был убежден, что навеки предан Марте, поэтому ему казалось естественным, что все мирские страсти оказались похороненными вместе с ней.
С Мартой он испытал подлинное блаженство. И сознание этого помогало пережить дни, недели, а потом и месяцы горя. И если его сердце терзали муки, то по крайней мере к душевной боли не добавлялись страдания плоти.
Пока не появилась Пруденс… Росс не знал точно, когда это началось, но в какой-то миг заметил, что мысли о ней обуревают его днем и ночью. Порой в грезах перед ним вставали дразнящие видения, он вспоминал ее тело, вкус ее губ, бархатное прикосновение нежной руки… А потом одергивал себя, проклиная свою слабость. Иногда, проснувшись в тускло освещенной каюте, Росс видел, что Пруденс лежит в его объятиях, но сколько ни ругал себя, у него не хватало духу отодвинуться от нее.
Росс снова застонал: «Прости меня, Марта. Прости… Я оказался настолько вероломен, что позволил себе мечтать о другой женщине! И если я сойду с пути истинного и позволю случиться немыслимому…»
– Защити меня, Господи, – чуть слышно прошептал он.
Да, оставался еще один день. А потом Пруденс навсегда исчезнет из его жизни.
– Не удостоите ли вы нас еще одной песенкой, Марта?
Пруденс натянуто улыбнулась Сент-Джону и посмотрела в дальний угол кают-компании, где Росс сидел за столом, держа в руке бокал с вином. Весь вечер он не сводил с нее сердитого взгляда. Росс пребывал в каком-то странном раздраженном настроении, и Пруденс совсем не хотелось оставаться с ним наедине. Но позволит ли он ей задержаться?
Вообще всю минувшую неделю с Россом творилось нечто непонятное. Нельзя сказать, чтобы он злился или излучал привычную холодность. Но с Пруденс он вел себя напряженно, даже грубо и все время стремился уединиться. Как будто его тяготили какие-то тайные, недоступные ей мысли. Пожалуй, Пруденс предпочла бы этой спокойной и сдержанной отчужденности гнев: тогда она по крайней мере не сомневалась бы, что в душе Росса еще осталось нечто человеческое.
С того печального дня, когда разразился шторм, они ни разу не говорили о тяжкой участи Тоби Вэджа. Пруденс по-прежнему терзало чувство вины, и она понимала, что Росс тоже недоволен собой. А что касается самого несчастного матроса…
Пруденс каждый день заходила на бак. Иногда Тоби узнавал ее, но гораздо чаще – нет. Он мог сидеть часами, бормоча какой-то невнятный суеверный вздор. Или вдруг сгибался над матросским сундучком и, дрожа всем телом, начинал ругать капитана, который якобы подсматривает за ним сквозь дырку в переборке. Гауки и прочие его товарищи тщетно законопачивали щели смолой: дурной глаз Хэкетта виделся Тоби повсюду.
– Еще одну песенку, миссис Мэннинг. Мы вас умоляем. В память о нашем замечательном плавании!
Пруденс прикусила губу и взглянула на пылкого молодого офицера, склонившегося над ней. Потом повернулась к Россу, пытаясь угадать его настроение.
– Ну что ж, может быть… Но тот сорвался со стула.
– Нет, жена! Сегодня вечером ты пела вполне достаточно. А завтра нам предстоит нелегкий день. – Росс подскочил к ней, ухватил за локоть и решительно потащил прочь из кают-компании.
Яркая холодная полная луна омывала палубу неземным светом. Пруденс охватила непонятная тоска. С чего бы это? Надо радоваться, что поиски Джеми почти подошли к концу. Наверное, еще до Святок она снова обнимет своего ребенка. Тогда почему же у нее на сердце так тяжело?
Пруденс обвела глазами корабль. Да, ей будет не хватать офицеров с их любезностями, матросов, за которыми она ухаживала, – ах, как светлели при этом их тусклые лица!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124