– Эге, да у подружки, оказывается, есть дружок.
– Что? – Старший агент тоже приблизился к экрану. – Ничего себе! – присвистнул он, хмуро разглядывая пару. – Салинас только что вышел из дома. Что-то не припоминаю этого парня. Мы можем установить его личность?
– Вряд ли. По крайней мере пока. Плохой ракурс, – ответил первый агент, Ксавье Джексон, но тем не менее проворно застучал пальцами по клавиатуре, пытаясь увеличить разрешение.
Салинас удачно выбрал пентхаус, ничего не скажешь: угол расположения, высота, расстояние – все это в лучшем случае затрудняло видеонаблюдение. Но каким бы скверным ни было качество изображения, видеозапись все равно оказывалась гораздо более информативной, чем любая из аудиозаписей, которые им на сегодняшний день удалось раздобыть. Квартира была снабжена не только звуковой изоляцией – Салинас дополнил ее каким-то хитрым устройством, предупреждавшим всяческие попытки прослушивания. Разрешения на установку прослушивающего устройства на его телефоне не выдавали, что, по мнению Джексона, могло означать только одно: в кармане дорогого, безупречно пошитого костюма Салинаса сидят такие же дорогие адвокаты. И это ужасно бесило Джексона, поскольку расходилось с его представлениями о добре и зле, правосудии и справедливости. Судьи тоже люди, и они тоже могут быть глупыми, пристрастными или просто никуда не годными, но они, черт побери, должны быть честными.
Джексон сделал стоп-кадр и ввел изображение в программу по распознаванию лиц, хотя на многое не рассчитывал.
Старшим агентом был Рик Коттон. Он проработал в ФБР почти двадцать восемь лет, за время службы успел поседеть. Спокойный человек, знающий свое дело специалист, он, однако, не обладал ни особым талантом, ни умением устраиваться, что позволило бы ему подняться выше своего нынешнего положения. Через год-два он выйдет в отставку, ему назначат пенсию, и его уход со службы не создаст бреши. Но его коллеги запомнят Рика Коттона как хорошего, надежного служаку.
Джексону за шесть лет службы в ФБР доводилось работать и с выдающимися людьми, которые, по сути, были мерзавцами, и того хуже – с бездельниками, которые при этом были подхалимами из подхалимов, а потому на Коттона Джексон не жаловался. Есть в жизни вещи куда хуже, чем работа с порядочным, компетентным человеком.
– Может, дело наконец сдвинется с мертвой точки, – сказал Коттон, пока они ждали, не выдаст ли компьютерная программа имени человека, портрет которого они только что ввели. В системе безопасности Салинаса до сих пор не удалось обнаружить ни единой бреши, однако видеозапись его подружки, кувыркающейся с каким-то кренделем, запросто могла быть использована против нее. Подобраться к кому-нибудь из ближайшего окружения Салинаса было большой удачей – таким образом они делали ощутимый рывок вперед. Правда, вряд ли Коттон смог бы извлечь пользу из этой ситуации, чтобы как-то упрочить свое служебное положение. Всегда найдется какой-нибудь шустрый ловкач, протирающий штаны в офисе, который найдет способ присвоить заслугу себе, а Коттон, промолчав, снова наденет ярмо и, как всегда, добросовестно продолжит тянуть лямку дальше.
Джексон подумал, что вполне и сам может стать этим находчивым ловкачом – будь он трижды проклят, если позволит кому-то присвоить себе эту заслугу после того, как они с Коттоном так долго и нудно корпели над этим делом. Впрочем, Коттона он тоже не забудет: мужик заслуживает лучшей участи.
Джексон не отрываясь смотрел на экран дисплея, выбирая наиболее удачный ракурс, но тот негодяй словно знал, где именно они расположились, поскольку ни разу не показал им своего лица полностью. Его правое ухо, однако… Джексон сделал стоп-кадр, на котором оно хорошо было видно. Уши получились отлично. Нет людей, у которых уши были бы абсолютно одинаковы, они у всех разной формы и разного размера, по-разному расположены на голове и по-разному изогнуты. Люди, скрывающие свое лицо, зачастую забывают об ушах.
Программа идентификации, как и ожидал Джексон, наконец сдалась, сообщив: «Ничего не найдено».
– Ну ладно, посмотрим нашу пташку, – пробормотал он. – Дай-ка я тебя сниму.
Джексон так сосредоточенно занимался делом, что лишь когда Коттон смущенно кашлянул, осознал, что происходит на его глазах.
– Вот это да! – бросил он. – Он ее прямо на балконе. – И хотя они с Коттоном толком ничего не видели, несколько позиций и совершаемые парой телодвижения не оставляли сомнений насчет того, что там происходило.
Но вот незнакомец развернулся, выставив перед камерой свой зад, и, подхватив девушку на руки, стал продвигаться в квартиру, а войдя внутрь, закрыл за собой зеркальную дверь.
Им так и не удалось отчетливо увидеть его лицо.
Яркий дневной свет и тепло залитого солнцем балкона сменились блаженной прохладой и полумраком не доступного посторонним взорам пентхауса. Чтобы устоять, Дреа вцепилась в своего партнера: ее ноги ослабли, превратившись в вареную лапшу, в голове была каша. Он нагнулся к ней и стал медленно целовать ее шею, затем ключицу.
– «Жучки» есть? – по своему обыкновению, едва слышно, почти не отрывая губ от ее плеча, спросил он. – Видеокамеры?
– Сейчас нет, – ответила Дреа. И вдруг что-то – не то желание, не то страх – накрыло ее волной. До сих пор она делала все возможное, чтобы казаться красивой туповатой пустышкой, полностью поглощенной собой, словом, вполне безобидной женщиной. Ее вполне устраивало, что ее недооценивают… однако этот человек, кажется, вовсе не ошибался на ее счет, что Дреа и нравилось, и в то же время пугало. Ведь если он смог понять, что она не дура, значит, ее могут раскусить и другие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97