— Не сердись, любовь моя! Я не могу этого вынести.
— Сердиться на тебя? — Он печально рассмеялся. — Да какое я имею на это право!
— Ты, безусловно, имеешь такое право. У меня была от тебя тайна!
— Пожалуйста, не говори мне о тайнах!
— Но, Лукас, мы всегда были честны друг с другом.
— Вот как? — с сарказмом произнес он.
— Конечно! Ты всегда знал обо мне всю правду. Ты был единственным человеком, который знал обо мне все!
— Ты тоже знаешь обо мне кое-что, но всей правды о себе я и сам не знал! — Он притянул ее к себе. — Иди, сядь ко мне на колени и расскажи еще разок о том, какой я герой, о том, что нет другого такого человека во всей Англии, во всем мире, который спас бы тебя в Мишакове.
Он так крепко схватил се, что она испугалась. Лукас вел себя как-то странно. Схватив ее за волосы, он запрокинул назад ее голову и принялся целовать с какой-то дикой страстью.
— Лукас, помилосердствуй! — взмолилась она.
— Но я… хочу тебя так, как никогда не хотел ничего на свете!
— Так возьми меня! Возьми сейчас же. Я никогда не любила ждать.
Он прикоснулся губами к ее груди и так грубо втянул сосок, что она охнула от неожиданности. Потом он попытался задрать выше талии ее юбки, но они не поддались, и он, безжалостно разорвав ткань, грубо выругался. Татьяна еще больше перепугалась — она еще никогда не видела Лукаса в таком состоянии. Под воздействием кларета движения его стали хаотичными, неуклюжими, руки не слушались. Неужели он решил заставить ее таким образом расплатиться за ее проступок? Сорвав с нее панталоны, он толкнул ее в кресло и спустил брюки. Она увидела, что его орудие находится в полной боевой готовности, и, подняв глаза, встретилась с ним взглядом. В лунном свете его глаза утратили свою голубизну и напоминали предгрозовое небо, плотно затянутое черными тучами.
Татьяна ничего не могла поделать с собой и, испуганно вскрикнув, оттолкнула его. Лукас плюхнулся на пол и сидел там, слегка оглушенный.
— Боже мой, что я наделал!
Она сползла вниз и присела рядом с ним на корточки, горько раскаиваясь в содеянном.
— Все в порядке, Лукас. Прости меня!
— Простить тебя? — Он снова попытался рассмеяться. — Ах, Татьяна, если бы только…
— Что?
— Прошлое, — простонал он. — Прошлое! Бедная моя Татьяна…
— Ты что-то узнал обо мне? — в ужасе спросила она.
Он покачал головой:
— Я узнал кое-что о себе. — С пьяной гордостью Лукас расправил плечи. — Я должен просить тебя расторгнуть нашу помолвку.
Татьяна в недоумении уставилась на него. Этого она меньше всего ожидала.
— Но почему, Лукас?
Он молчал и лишь отводил от нее глаза, в которых теперь не чувствовалось приближения грозы.
— Разве ты меня больше не любишь? — спросила она, сама не веря тому, что он подтвердит ее слова.
— Я…
Татьяна видела, что Лукас не решается сказать что-то важное, но вдруг у нее кончилось терпение. Она поднялась на ноги и запахнула разодранное платье.
— Понятно. Хорошо, что мы приехали в Лондон, если это помогло тебе разобраться в твоих чувствах ко мне, — Ей хотелось казаться дерзкой и самоуверенной, но ее выдало вырвавшееся рыдание. — Как видно, я вполне подхожу для того, чтобы поразвлечься со мной в Дорсете и даже в Лондоне, но недостаточно хороша, чтобы носить драгоценную фамилию Стратмир!
— Да нет же, не в тебе дело!
— Очевидно, дело не во мне, — согласилась она, усилием воли снова взяв себя в руки. — Я даже не буду спрашивать — в ком. Уверена лишь, что она во всем превосходит меня. Я искренне желаю тебе такого счастья, какого ты заслуживаешь, мерзавец!
— Постой, ты все не так поняла! — Он попытался подняться, но было уже поздно — Татьяна ушла к себе и решительно заперла за собой дверь изнутри.
Глава 29
Графиня, крайне возмущенная поведением сына, с нетерпением ждала своего часа, чтобы высказать ему все, что она о нем думает. Она решила сделать это после завтрака, но когда он не появился, сама, пылая справедливым гневом, отправилась в его комнаты, чтобы получить объяснение его неслыханного поведения на ее вчерашней вечеринке.
В прихожей перед апартаментами Лукаса чистил обувь его камердинер Ларкин.
— Миледи, — шепотом обратился он к ней, когда она проходила мимо.
— В чем дело? — Далси оглянулась.
— На вашем месте я не стал бы входить туда.
— Что за вздор ты несешь? — Она с грохотом распахнула дверь и увидела, что Лукас, даже не сняв фрака, растянулся поперек кровати.
Графиня решительным шагом подошла к окну и раздвинула шторы, дав возможность потоку утреннего света проникнуть в комнату, но он даже не пошевелился. На скамье под окном валялись пустые бутылки, грязный стакан красовался на столике.
— Какая гадость! — с отвращением произнесла Далси.
Ларкин, не посмевший войти в комнату дальше порога, напомнил:
— Я же говорил вам, не так ли? Ночью он напился как лорд.
— А как кто же еще он должен напиться? Неси кофе, — приказала она.
Когда слуга ушел, графиня взяла кувшин и вылила из него воду на голову сына. Лукас застонал, приподнялся на локтях и чуть приоткрыл глаза.
— Мне надо поговорить с тобой, — тоном, не терпящим возражений, сказала она.
— Уйди, прошу тебя!
— Никуда я не уйду, пока ты не объяснишь, чем вызвана грубость, которую ты вчера проявил по отношению ко мне, к своим гостям и прежде всего к Татьяне!
Лукас промычал что-то невнятное и перекатился на другой бок, пытаясь отыскать удобное место для головы.
— На тебя смотреть противно! — возмущенно заявила графиня.
— Если ты уйдешь, тебе не придется смотреть на меня. — Он осторожно пошевелил пальцами рук, потом ног — пальцы двигались, хотя это вызывало сильную боль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86