Но почему он казался в ту ночь спятившим от горя и тревоги человеком? Все его поступки свидетельствовали об его безграничной любви к ней, Шторм.
– Прекрати! – приказал Шторм ее внутренний голос. – Ты опять начинаешь все сначала. Ты сама постоянно убеждаешь себя выкинуть из головы всякие мысли об этом человеке, даешь себе клятвы и сама тут же их нарушаешь, снова связывая все свои надежды с человеком, который намерен жениться на другой женщине. Но ведь ты так настрадалась за все эти годы, что просто не имеешь права, чтобы тебя вновь и вновь одурачивали и водили за нос.
– Конечно, ты права, – пробормотала Шторм, не замечая, что разговаривает сама с собой, и, выйдя из воды, начала усердно растирать свое влажное тело полотенцем, как будто наказывая себя за то, что никак не могла выйти из этого заколдованного круга, все время возвращаясь к одному и тому же вопросу: «Любит он меня или не любит?».
Наконец, Шторм надела новое платье, которое Мария подарила ей на Рождество, туго затянув пояс вокруг своей тонкой талий.
А затем подошла к зеркалу, чтобы расчесать свои белокурые волосы. Когда Шторм вошла в гостиную, в камине весело горел огонь. Она была одна в доме. Мария воспользовалась ясным погожим деньком, чтобы съездить навестить свою сестру, а Джеб помогал Кейну на конюшне чистить и кормить его любимых кобыл.
Шторм подумала, свернувшись калачиком на софе у камина, что Кейн может теперь не беспокоиться за своих кобыл – дикий жеребец больше не посягнет на его собственность. Эта мысль одновременно радовала и огорчала Шторм, потому что белый жеребец был поистине великолепным животным. Ковбои отнесли его гарему целый стог сена и доложили Кейну, что кобылы почти совсем прирученные и не боятся людей. Шторм догадывалась по тому огоньку, который с недавних пор горел в глазах Кейна, что ее брат строит свои планы в отношении табуна дикого жеребца.
Шторм взяла книгу, которую она пыталась читать вот уже две недели, и открыла ее на той странице, где лежала закладка. Она уже прочитала несколько страниц, не особо вдумываясь в смысл прочитанного, когда вдруг распахнулась входная дверь и в гостиную потянуло холодным воздухом.
– Кейн, ради бога, сейчас же закрой дверь, – крикнула она раздраженным тоном.
Дверь закрылась, и кто-то спокойным уверенным шагом, минуя кухню, направился к ней в гостиную.
– Это не Кейн, – раздался глубокий голос, и только тогда Шторм взглянула на вошедшего.
Шторм, конечно, узнала Уэйда, но она не могла поверить своим глазам. Несмотря на огромный синяк, украшавший его левый глаз, он выглядел лет на десять моложе своих лет. Его серые глаза сияли тем жизнерадостным блеском, который Шторм помнила с детства. А обычно сжатые напряженные губы Уэйда сейчас мягко, ласково улыбались ей.
Эту перемену в нем произвела Джейн, горько подумала Шторм, наблюдая, как Уэйд снимает свою зимнюю куртку на меху и вешает ее на спинку стула.
Перенимая его легкую непринужденную манеру поведения, она сказала как можно более бодро и весело:
– Ну, Уэйд, ты весь просто светишься изнутри от счастья!
Уэйд осторожно уселся рядом с ней на софу, вытянув и скрестив ноги. Такой ласковой и призывной улыбки, обращенной к ней, Шторм не видела на его лице по крайней мере последние четыре года.
«Крепись, моя девочка, – сказала она себе, чувствуя, что ее сердце затрепетало в груди. – Вспомни, сколько раз этот человек надувал тебя самым наглым и бессовестным образом».
И Шторм постаралась придать своему лицу спокойное безразличное выражение, что бы он ни делал и ни говорил.
– Ты тоже выглядишь намного лучше, чем в последний раз, когда я видел тебя, – заметил Уэйд.
– Да, я себя чувствую намного лучше, – сказала Шторм.
Оба разом замолчали и уставились друг на друга; молчание затягивалось, обоих распирали невысказанные слова и чувства, которые они все это время усердно подавляли в своей душе. Наконец обоих как будто прорвало, и они заговорили разом.
– Говори, что ты хочешь сказать, – ласково произнес Уэйд.
– Нет, ты говори. То, что я собиралась сказать, не имеет никакого значения.
Уэйд помолчал минуту, а потом начал тихо говорить:
– Шторм, я очень многое хочу сказать тебе, мне надо объяснить…
– Послушай, Уэйд, тебе вовсе незачем пускаться в объяснения. Как ни слаб мой разум, но в конце концов он сделал тот вывод, который долгие годы напрашивался сам собой. Все это время я принимала братскую заботу за любовь, которую ты, конечно, никогда ко мне не испытывал, – Шторм заставила себя взглянуть на Уэйда и добавила. – Прости меня, пожалуйста, за все те неприятные мгновения, которые я, возможно, доставила тебе.
Уэйд недоверчиво глянул на нее.
– Боже мой, Шторм, ты действительно слаба рассудком, если могла сделать такой безосновательный вывод, – его голос становился все более хриплым от охватившего его волнения, – я никогда не испытывал к тебе невинных братских чувств, по крайней мере с тех пор, как тебе исполнилось четырнадцать лет, и ты начала превращаться из подростка в девушку.
Уэйд отвернулся к камину и уставился на пылающий огонь.
– Ты даже представить себе не можешь, как я мучился, сгорая от страсти каждый раз, когда видел тебя. И как я презирал себя за то, что испытывал похоть, по существу, к ребенку! – он взял руку Шторм и начал гладить ее, продолжая говорить. – Иногда мне кажется, что я полюбил тебя с первого дня твоего появления на свет.
Шторм с недоумением взглянула на Уэйда, в ее глазах ясно читалось отчаянье. Неужели она бредит? Но хотя ее сердце бешено колотилось в груди, она заставила себя говорить легким веселым тоном:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114