Марк Хардвик откашлялся:— Извините, если я был резок.Диана искоса взглянула на него:— Как же вам трудно извиняться!Он снова ощетинился, и Диана почувствовала легкое удовлетворение.Марк с трудом сдержался и вполне резонно заметил:— Если вы расскажете мне, что с вами случилось, я обещаю выслушать. Вам ведь надо кому-нибудь рассказать.— И этот кто-то вы? Как великодушно! А когда я закончу, вы погладите меня по головке и сунете в рот конфетку. Затем перескажете все своему приятелю Чарльзу Уэнтворту и вдвоем с ним насмеетесь до упаду.— Ради всего святого, Диана, не судите обо мне так! Я вполне способен на непредвзятость.— Вот как? Диана? А что случилось с леди Дианой?— Именно это я и хочу знать, черт побери! Что бы там ни было, но исчезла ваша милая аура невинности.Диана рассмеялась.— Невинности? — с трудом смогла выговорить она. — Ее-то я потеряла в первую очередь. Я жила с этими ужасными римлянами. Меня схватил примипил Маркус Магнус. Когда он увидел меня обнаженной, он велел меня вымыть и привести к нему. И я стала его рабыней! Глава 29 У Марка Хардвика едва не отвисла челюсть. Она нарисовала такую эротическую картину, что кровь быстрее побежала по его жилам, добавив твердости его и так уже возбужденному фаллосу. Его обтягивающие бриджи для верховой езды мало подходили для подобной ситуации. Он встал, надеясь скрыть свое состояние, но ее фиалковые глаза нарочито задержались на внушительной выпуклости в его бриджах.Она что, открыто признается, что у нее был любовник? Эта мысль шокировала его. Она — молодая, незамужняя, титулованная леди! Это просто немыслимо! Он пытался найти другое объяснение.— Ты хочешь сказать, что тебя изнасиловали, Диана? — мрачно спросил он.— Нет! Но ты должен понять, что я была рабой в его доме и полностью в его власти.Марк сунул руки в карманы, чтобы не сжать их в кулаки.— Значит, ты покорилась ему?— Нет! Я отказалась выполнять его приказания, я даже отказалась признать себя его рабыней. — Уголки ее губ приподнялись. — Ты был в страшной ярости! Прости… Маркус был в страшной ярости.— Он тебя бил?— Маркус? Господи, да нет же! У него был надсмотрщик с огромной плеткой, который за него порол рабов.«Она все придумывает и получает от этого огромное удовольствие», — подумал Марк.— Он приказал мне мыть полы, пока я не соглашусь покориться ему.— И тогда ты сдалась?— Нет, я мыла эти проклятые полы!..— Но ведь ты сказала, что потеряла невинность. Я полагаю, ты говорила о девственности?— Да, о девственности. — Она улыбнулась воспоминаниям. — Тебя это просто завораживало, я хочу сказать — его.Граф провел языком по верхней губе. Бог мой, до чего же она соблазнительна! Как же ему хотелось толкнуть ее на подушки, снять эту унылую белую ночную рубашку и овладеть ею!— Поскольку я принадлежала ему и была полностью в его власти, я понимала, что рано или поздно мне придется ему повиноваться. Это было неизбежно.— И ты покорилась?— Нет! Я сделала то, чему научил меня ты: я стала торговаться.Он сразу вспомнил тот вечер, когда привез ее к себе в дом, чтобы поторговаться.— В тот вечер ты меня многому научил. Я узнала, например, что, если мужчина хочет добиться женщины, он пойдет на любые уступки.Марк Хардвик почувствовал нарастающий гнев. Диана отказалась от его предложения, а теперь собирается рассказать ему, что приняла предложение другого мужчины.Диана провела руками по спутанным волосам и откинула их за спину. Пальцы графа в карманах сжались. Ему хотелось погрузить их в эту светло-золотистую массу.— Я сказала Маркусу Магнусу, что буду притворяться его рабой в присутствии посторонних, если он позволит мне чувствовать себя свободной наедине с ним и если он будет обращаться со мной как с леди. Он неохотно согласился.— Взамен чего? — спросил Марк.— Моей девственности, разумеется.— Значит, он тебя изнасиловал?— Да нет, я подарила ее ему. Не сразу, конечно, но после того, как он завоевал мое сердце.— Не хочешь ли ты, чтобы я поверил, что варвар — римлянин может завоевать сердце женщины?— Маркус не был варваром. — Она закрыла глаза, вспоминая. — Он был патрицием. Примипилом, суровым воином, у которого не было на женщин времени. Он вовсе не был сластолюбцем. И все же он ухаживал за мной так, как ни один мужчина. Физически он был великолепен, такой гибкий и сильный, что у меня сердце замирало при одном взгляде на него.Особенно меня возбуждало, когда он был в нагруднике и латах. Наша любовь — это слишком личное и драгоценное, чтобы делиться с кем-то. Достаточно сказать, что мы полностью растворялись друг в друге.Марк Хардвик не помнил, чтобы он когда-нибудь в жизни был так возбужден. Ему казалось, что он не в спальне с Дианой Давенпорт, а в фешенебельном борделе, где куртизанка рассказывает ему о своих сексуальных фантазиях. Только леди Диана была не куртизанкой, а молодой незамужней титулованной леди, пережившей невероятные приключения. Черные глаза графа сузились от желания.— И ты веришь, что я тот самый Маркус Магнус? — охрипшим голосом спросил он.— Я знаю, что это так. — Она окинула его взглядом с головы до ног, задержавшись на его губах, потом широких плечах и наконец выпуклости в его паху. — Годы не были к тебе милостивы, лорд Бат.Он оскорбленно застыл.— Что ты хочешь сказать, черт побери?— Ну, надменен ты не меньше Маркуса, те же властность и командирский тон, но семнадцать веков оставили на тебе малопривлекательный след. Ты слишком умудрен, циничен и себялюбив. А еще тщеславен и скучен. И, возможно, распутен. Другими словами, лорд Бат, ты слегка заезжен, и в этом нет ничего хорошего.— Тогда я избавлю тебя от моего малоприятного присутствия!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124