– Вряд ли.– В таком случае, может быть, ленч?Нужно поскорее покончить с этой неприятной беседой. Джорджи поправила сумку на плече.– Тебе не обязательно быть таким вежливым. Это меня нервирует. Давай выкладывай все, что у тебя на уме: что я дерьмовая, неблагодарная дочь. Что я ни черта не понимаю в бизнесе. Что я…– Ты не дерьмовая и не неблагодарная дочь, и больше мне нечего сказать. Я просто подумал, что мы могли бы куда-нибудь пойти. Ничего, в другой раз. У меня все равно дела.Он вышел на крыльцо.Джорджи, удивленно покачав головой, последовала за ним.Ей всегда нравилось большое крытое крыльцо дома Брэма, с полом из бело-голубых изразцов и аркадой из скрученных лепных колонн. Пурпурная бугенвиллея образовала тенистую ширму на одном конце, а Чаз недавно добавила еще несколько терракотовых горшков, резную мексиканскую скамью и такой же деревянный стул.– Пап, подожди!Сама не зная почему, Джорджи сунула руку в сумку.Вопросительное выражение его лица сменилось подозрительным, особенно когда она вытащила камеру и отложила сумку.– Я видела сон… нет, не совсем сон, скорее воспоминание.Камера была ее щитом. Ее защитой. Джорджи подняла ее к глазам и включила.– Воспоминание о том, как вы с мамой танцевали и поддразнивали друг друга. Ты перепрыгнул через стул. Мы все смеялись и были… счастливы. – Она подошла ближе. – Иногда меня одолевают подобные воспоминания… Я это все придумала, верно?– Выключи камеру.Джорджи ударилась об острый угол скамьи, поморщилась, но снимать не перестала.– Я все придумала, чтобы скрыть от себя правду, которую не хочу слышать.– Джорджи, не нужно…– Я умею считать.Она обошла скамью и направила на отца объектив.– Я знаю, ты женился на ней только потому, что она ждала ребенка. И ненавидел каждую минуту этого брака.– Ты слишком драматизируешь.– Скажи правду. – Она уже была мокрой от пота. – Только один раз, и я больше никогда об этом не заговорю. Я не собираюсь тебя винить. Ты мог бы бросить ее беременной, но не бросил. Ты мог бы уйти и от меня, однако не ушел.Пол вздохнул и снова поднялся на крыльцо, словно ему предстояла утомительная встреча, которой невозможно избежать.– Все было совсем не так.Джорджи обошла его и встала между ним и крыльцом, не давая пройти.– Я видела ее снимки. Она была очень хорошенькой. И по-моему, любила повеселиться.– Джорджи! Немедленно убери камеру. Я уже говорил, что мать любила тебя. Чего еще тебе…– Ты также твердил, что она была легкомысленной, но, очевидно, пытался выразиться дипломатично. – Ее голос дрогнул. – Мне плевать, если она была всего лишь проституткой! И если я всего лишь результат одноразового секса! Я хочу…– Довольно! – Он ткнул пальцем в камеру. На виске пульсировала вена. – Немедленно выключи камеру!– Она была моей матерью. Я должна знать! Даже если она была еще одной бимбо, по крайней мере ты мог бы сказать мне!– Она была не такой! И больше никогда не говори ничего подобного!Пол выхватил камеру из рук Джорджии и швырнул на изразцы. Объектив со звоном разлетелся по полу.– Ты ничего не понимаешь!– Тогда скажи!– Она была любовью всей моей жизни!Его слова повисли в воздухе.Ее била дрожь.Их взгляды скрестились.Мучительная гримаса исказила его лицо.Джорджи пошатнулась и едва не упала.– Я тебе не верю.Отец снял очки и тяжело сел на резную скамью.– Твоя мать была… ослепительна, – хрипло выдавил он. – Очаровательна… Смех был так же естествен для нее, как дыхание. Она была умна, куда умнее меня, и очень остроумна. И безмерно добра. Не умела видеть зло в людях. – Он положил очки рядом с собой. Рука его дрожала. – Ее не сбивала машина, Джорджи. Мама увидела, как беременную женщину избивает ее парень, и бросилась на помощь. Он выстрелил твоей матери в голову.– Нет! – ахнула Джорджи.Пол оперся локтями о колени и низко опустил голову.– Боль, которую я испытал, узнав о ее смерти, была почти невыносимой. Ты не понимала, что она ушла навсегда, и все время плакала. Я не мог тебя утешить. У меня едва хватало сил накормить тебя. Она так сильно любила нас и очень расстроилась бы, узнав, как я слаб. – Он потер лицо ладонями. – Я перестал ходить на пробы. Не мог снова пережить эту боль. И пообещал себе, что никогда не буду любить другого человека так сильно, как любил ее.У Джорджи мучительно сжалось сердце. Легкие не пропускали воздух. Она задыхалась.– И ты сдержал обещание, – прошептала она.Он поднял на нее глаза, полные слез.– Нет. Не сдержал, и смотри, куда это нас привело.До Джорджи не сразу дошел истинный смысл его слов.– Так это я? Ты так сильно любишь меня?!– Ты удивлена? – горько усмехнулся Пол.– Я… в это трудно поверить.Он ногой отбросил разбитую камеру.– Полагаю, я тогда действительно хороший актер.– Но… почему? Почему ты был так холоден, так…– Потому что нужно было держаться, – свирепо прошептал он. – Ради нас. Я не мог позволить себе расклеиться.– Все эти годы? Но она так давно умерла.– Отчужденность вошла в привычку. Стала безопасным местом, где можно спокойно существовать.Впервые на ее памяти он выглядел старше своих лет.– Иногда ты так похожа на нее. Твой смех. Твоя доброта. Но ты более практична, чем она, и не так наивна.– В этом я больше похожу на тебя.– Ты такая, какая есть, и именно за это я тебя люблю. Всегда любил.– Но я никогда не чувствовала себя… слишком любимой.– Знаю, и я не… не мог понять, как это изменить, поэтому делал все, чтобы твоя карьера была успешной. Но постоянно сознавал, что этого недостаточно. Совсем недостаточно.Жалость росла в ее душе вместе с грустью. Как же много он ей недодал! Несомненно, ее мать, женщина, которую описывал Пол, совсем не хотела видеть его таким.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121