— Я… я не хотела никого обижать, — тихо сказала она. — Просто мне хотелось, чтобы люди полюбили меня.
— Определенно вы выбрали для этого оригинальный способ.
— Все так ненавидят меня…
— Да вы же маленькая дрянь со скверным характером. За что им любить вас?
— Никакая я не д-дрянь! Я вполне приличная. И добропорядочная баптистка с крепкими нравственными устоями.
— Угу, — насмешливо протянул он.
Хани рукавом спортивной майки поспешила утереть слезы, чтобы он не увидел, как они катятся по Щекам.
— Вы… вы ведь не всерьез говорили, что позовете тех людей сюда и… позволите им меня отшлепать?
— Коль уж вы такая правоверная баптистка, то небольшое публичное покаяние не должно вас пугать.
Хани попыталась было распрямиться, но от такой встряски все внутри сжалось, и она так и осталась сидеть сгорбившись. И как она только докатилась до такого? Ведь единственное, чего она хотела, — это чтобы все полюбили ее, особенно этот человек, так ее презирающий. Слез было слишком много, чтобы все их сдержать, и несколько слезинок упало ей на джинсы.
— Я… я не могу извиниться. Мне очень стыдно.
— Вы уже ставили себя в дурацкое положение всеми возможными способами. Не вижу здесь разницы.
Она представила, как посмотрит на все это Эрик.
— Пожалуйста! Пожалуйста, не делайте этого!
Его ботинки задвигались в соломе. Наступило длительное молчание. Она икнула между всхлипываниями.
— Пожалуй, я мог бы немного повременить. Если увижу, что вы решили исправить свое поведение.
Ее горе нисколько не уменьшилось.
— Вы… вам не следовало бить меня. Знаете, сколько мне лет?
— Ну, Дженни тринадцать, но, насколько мне известно, вы постарше.
— Предполагалось, что в этом сезоне ей стукнет четырнадцать, но сценаристы не изменили ее возраст.
— Телевизионное время течет неторопливо.
Слезы продолжали литься из глаз Хани, словно вода из крана с прохудившейся прокладкой. Она проговорила трогательным голоском:
— Но не в мыльных операх. Как-то моя тетушка Софи смотрела один сериал, где по ходу действия родилась девочка. Так через три… три года эта девочка была уже беременным подростком.
— Если я правильно помню, вам что-то около шестнадцати.
Сквозь узкую щель, в которую превратилось ее горло, прорвалось очередное всхлипывание:
— Мне уже восемнадцать. Восемнадцать лет, о… один месяц и две недели.
— Похоже, я не совсем четко это представлял. Ну, коли так, то тем хуже, верно? Ведь тот, кому уже восемнадцать, должен вести себя скорее как женщина, чем как ребенок, которого следует хорошенько выпороть.
Голос у нее сорвался:
— Не д… думаю, что когда-либо стану женщиной. Я останусь заточенной в этом детском теле навсегда.
— С вашим телом все в порядке. А вот вашим мозгам не мешало бы повзрослеть.
Она скорчилась, зажав руки между грудью и ногами и содрогнувшись всем телом. Ее снедала ненависть к самой себе. Мысль, что она и дальше останется такой же, была просто невыносима.
Прикосновение было столь легким, что Хани не сразу поняла, что он пальцами дотронулся до ее спины. Потом его ладонь разжалась и легла на позвоночник. И тут все так долго сдерживаемые чувства вырвались на свободу. И отверженность, и одиночество, и потребность в любви, ледяной сосулькой засевшая в груди.
Повернувшись, она уткнулась ему в грудь. Руки обхватили его шею, лицо зарылось в ворот рубашки. Хани почувствовала, как он весь напрягся, и поняла, что ее и не помышляли пускать к себе в объятия — ее никто и никогда не хотел брать к себе на руки, — но сдержаться не смогла. Просто взяла и овладела им.
— Да, я такая, как вы говорили, — зашептала она в ворот рубахи. — И злобная, и себялюбивая, и дрянь со скверным характером.
— Люди все время меняются.
— Вы и правда считаете, что мне следует извиниться, да?
Он неуклюже придерживал ее, не отталкивая, но и не обнимая:
— Давайте лучше просто скажем, что вы, похоже, дошли до перекрестка. Возможно, вы этого пока и не понимаете, но позже, оглянувшись назад, увидите, что стояли перед принятием решения, от которого зависит вся ваша дальнейшая жизнь.
Она молчала, прижавшись щекой к его плечу и размышляя над его словами. По ее милости уволили двух человек, и она успела обидеть почти всех участников сериала. Это уж слишком, разве такое исправишь!
Она опять икнула.
— Дэш, это же настоящий МД, вы не находите?
На мгновение воцарилось молчание.
— Похоже, так оно и есть, — ответил он.
Глава 10
Когда Хани вышла из амбара, обнаружилось, что расписание съемок оказалось таинственным образом перетасовано, и вместо сцен с участием Дэша должны сниматься эпизоды с Блейком и Элеонор. Все вокруг были неестественно деловиты, никто на нее не смотрел, но по самодовольным минам окружающих она поняла: все они прекрасно знают, что происходило внутри. Наверное, эти сукины дети еще и уши прижимали к дверям амбара!
Прищурив глаза, Хани поджала губы. Она никому не даст насмехаться над собой! Уж она-то позаботится об этом! Да она…
— Я бы не советовал, — тихо проговорил Дэш у нее за спиной.
Хани обернулась, заглянула в эти глаза, затененные полями шляпы, увидела сжатый в прямую линию рот. Она ожидала, что в ней вот-вот забурлит привычное чувство обиды, но вместо этого пришло удивительное ощущение покоя. Наконец хоть кто-то провел на песке черту и указал тот предел, который нельзя переступать.
— Рекомендую выбрать время и зайти сегодня после съемок к Россу. Есть несколько человек, которых вам не мешало бы восстановить на работе.
Хотя ей и не верилось, что он на самом деле стал бы ее держать, позволив другим шлепать, но желание упрямиться вдруг отпало, и она послушно кивнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147