По дороге Рен рассказывал о фресках церкви двенадцатого века в романском стиле и был на удивление терпелив, когда она совала нос в магазинчики.
Потом они прошли по узким крутым улочкам к древней крепости Рокка и взобрались на единственную уцелевшую башню, чтобы посмотреть на дальние холмы и поля, расцвеченные последними закатными лучами.
Рен показал на виноградники:
— Здесь делают верначча, местное белое вино. Не хочешь попробовать за ужином, когда мы заведем разговор, которого ты так добивалась?
От его медленной улыбки мороз прошел по коже, и она едва не призналась, что готова забыть о вине и разговорах и отправиться прямо в постель.
Но не довольно ли ударов судьбы? Она и так вся в синяках и сейчас хочет, чтобы все было как полагается.
Маленький зал ресторана в отеле «Систерна» был достаточно живописен: каменные стены, персикового цвета скатерти на столах и очередной великолепный вид из окна, которых в Тоскане было хоть отбавляй и все выдавались Даром. С их столика, втиснутого в угол между двумя окнами, можно было смотреть на покатые красночерепичные крыши Сан-Джиминьяно и видеть, как загораются огни в домах и на фермах, окружающих город. Рен поднял бокал:
— За разговоры. Пусть эта беседа окажется милосердно короткой и безумно продуктивной.
Глотнув терпкого верначча, он напомнила себе, что жен-шин, которые забывают о собственных силах, топчут ногами.
— Мы должны стать любовниками.
— Слава Богу.
— Но только на моих условиях.
— А вот это сюрприз.
— Что, сарказм обязателен? Потому что, если собираетесь постоянно ехидничать, должна сказать, что это малопривлекательно.
— Можно подумать, в тебе сарказма меньше.
— Именно поэтому я знаю, как это неприятно.
— Ладно, не важно, главное — продолжай. По лицу вижу, что умираешь от желания изложить свои условия. И хочу напомнить, что слова «изложить» и «ложиться» — однокоренные, или это чересчур для тебя саркастично?
Он уже веселился вовсю.
— Вот что должно быть ясным с самого начала.
Она честно старалась игнорировать тот факт, что в глазах его плясало дьявольское лукавство. Подумаешь, ей все равно! Слишком много женщин подлаживались под любовников, но она не будет одной из таких!
— Прежде всего… вы не можете критиковать меня.
— Это еще почему, спрашивается?!
— Потому что я не сексуальный гигант вроде вас и потому что угрожаю вашему самолюбию, что вам не нравится.
— О'кей. Никакой критики. И ты не угрожаешь мне.
— Номер два: никаких извращений. Простой старомодный секс.
Серебристо-голубые глаза за круглыми линзами очков хищно прищурились.
— Каково твое определение «простого старомодного секса»?
— Общепринятое.
— Ясно. Никакого группенсекса. Никаких игрушек. Ни одного сенбернара. Обидно, но, думаю, выживу.
— Забудьте! Забудьте раз и навсегда! — взорвалась Изабел, швыряя салфетку. — Вы человек не моего кру га, и не знаю, почему мне вообще пришла в голову эта идея! Пусть даже на секунду!
— Прости, увлекся.
Он перегнулся через стол и старательно расстелил салфетку у нее на коленях.
— Желаете строго миссионерскую позицию или предпочитаете быть наверху?
Вот и говори с ним серьезно! Худо дело. У мужчин тысяча способов защищать иллюзию своего превосходства, но не на ту напал!
— ЭтО'Зависит от настроения.
— А можно хотя бы раздеться.
— Вы можете. Мало того, это требование. Он улыбнулся:
— Если не желаешь раздеваться, и не надо. Миленькие сетчатые чулки и пояс для подвязок помогут сохранить скромность.
— Как вы добры! — Изабел обвела пальцем край бокала. — Подтверждая очевидное, скажу еще раз: никакого эмоционального компонента в наших отношениях. Только, и только, физический.
— Как скажешь.
Теперь самое трудное. Но она не из тех, кто отступает.
— И еще одно… я не терплю орального секса.
— Почему, интересно знать?
— Не мой стиль. Немного… чересчур земной.
— Знаешь, тут ты ограничиваешь мои возможности.
— Как угодно, — процедила Изабел, поджимая губы. — Соглашайтесь, или все кончено.
О, он согласится! Что же еще остается? — думал Рен, наблюдая, как эти соблазнительные губы вытягиваются в упрямую ниточку. Он занимался любовью с самыми прекрасными женщинами мира и на экране, и вне его, но ни в одном из этих прелестных лиц не было столько жизни, как в Изабел. Он видел ум, юмор, решимость и всеобъемлющее сочувствие к человечеству. И все, что ему хотелось в данную минуту, — подхватить ее на руки и отнести в ближайшую постель. К несчастью, доктор Фифи была не из тех женщин, которых можно так просто подхватить и отнести, тем более что ее повестка дня еще не исчерпана. Он не удивится, если она сейчас вытащит нечто вроде отпечатанного контракта и заставит его подписать.
Но предательская жилка, бьющаяся на шее, вселяла в него надежды. Не так уж она владеет собой, как хочет показать!
— Чувствую себя немного неуверенно, — сознался он.
— Интересно, почему? Вы получите все, что хотели.
Он знал, что идет по тонкому льду, но все же отказывался позволить ей править бал.
— Но все, что я хочу, похоже, обклеено большими заградительными знаками.
— Вы просто не привыкли к женщинам, открыто излагающим свои потребности. Понимаю, что это кажется угрожающим.
Кто бы подумал, что такой великий ум может быть столь сексуальным?!
— Невзирая на это, мое эго смертельно ранено.
— Говоря метафизически, это совсем неплохо.
— Говоря физически, вовсе нет. Я хочу верить, что неотразим, по крайней мере для тебя.
— Вы неотразимы.
— Нельзя ли попытаться вложить в похвалы хоть чуточку убедительности?
— Это больное место.
— Моя неотразимость?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108