Я это знаю наверняка.— Ты слышала его? Джинкс покачала головой.— Через стены нам больше ничего не слышно, но я знаю, что он там.
Киф и так уже долго откладывал посещение родительских могил. В понедельник днем, в конце июля, он отпер ворота и повел свою кобылу к каменным столбам. Он пошел не по главной дороге к башням, а по нижней, мимо служебного входа, и через сад.Болезненные воспоминания нахлынули на него, а внутри все похолодело, когда он тайком обогнул дом и привязал лошадь к дереву. Остаток пути Киф собирался проделать пешком. День был жарким. Он снял свой полосатый пиджак, галстук и плоскую соломенную шляпу, положил их на сиденье, закатал рукава и расстегнул тугой воротничок.Место, которое Карр выбрал для кладбища, было намного ниже сада, на опушке леса, где Киф провел в детстве столько времени. Эдит была похоронена не здесь, а в отдельном склепе где-то в лесу. Киф не был на похоронах Эдит и никогда не видел ее одинокой могилы.Сквозь могильные камни пробивались сорняки, и низкая кованая ограда почти не была видна в их зарослях. Стоя около черной витой решетки, Киф почувствовал, как в нем поднимается неудержимая ненависть к брату. Здесь, в царстве сорняков, лежали его родители. «Я не могу вот так прийти к ним», — подумал он. Он резко повернулся и ринулся в лес. Ослепленный гневом, не видя ничего перед собой, брел Киф по лесу. Напрасно он уговаривал себя: «Ты же врач! Должен уметь контролировать свои эмоции!» Но это было смешно — как будто быть врачом и уметь владеть своими эмоциями было одно и то же — что общего, черт возьми, было в этих вещах?Внезапно он остановился. Впереди, за поворотом хорошо протоптанной тропы, стояло одинокое дерево. Киф пошел было дальше, но вдруг увидел, что там, под тополем, что-то блестит в солнечном свете. Огромный отполированный камень, как могильная плита, лежал на земле. Он подошел ближе. О Боже, это и в самом деле была могильная плита — могила Эдит. Он сел на мох, прислонившись спиной к тополю. Все вокруг было тихо, листья на дереве — недвижимы. Кругом царили сухость, покой и вялость.В первый раз Киф вытащил правду на свет Божий и заставил себя взглянуть ей в глаза. Карр убил своего отца и попутно — еще и мать с сестрой. Он хотел убить только отца, но убил их всех. И все же Киф не мог доказать это. Убийство — это нечто, о чем читаешь в книгах или в газетах. Убийство не случается с тем, кого знаешь, и уж конечно же, не случается в твоей собственной семье. Неужели сейчас уже слишком поздно что-нибудь с этим сделать? Может ли Киф сейчас обратиться к властям? «Конечно, я могу сделать это, — с горечью подумал Киф. — И выставить себя посмешищем! И лишиться возможности работать в маминой больнице!» Никто не поверит ему. Или поверят, но ничего не смогут сделать. Слишком могущественным стал Карр, слишком всесильным. Такая сильная боль и ненависть пронзили его, что он затрясся, не в силах совладать с ними. «Я погублю свою жизнь, если позволю этой навязчивой идее овладеть собой, — подумал Киф. — Она может превратить и превратит меня в человека, пронизанного горечью, в человека, неспособного познать счастье. Вот о чем говорила тогда Джинкс, когда пыталась объяснить мне, что сильные эмоции способны перевернуть человеческую жизнь. Нет, — подумал Киф. — Карра настигнет кара Божья. Я должен верить в это, и я в это верю».Киф прислонился к дереву, глубоко вдыхая свежий деревенский воздух и прислушиваясь к звукам лета. Вдалеке раздавался грохот порогов Гремучей. Над головой заливался дрозд. Киф поднял голову, чтоб посмотреть на птицу. Он улыбнулся. Не обращая внимания на свои летние брюки и скользкие подошвы, цепляясь за веки, он вскарабкался на верхушку дерева. Не так уж плохо для такого старого женатика, как он Только сидя на дереве, услышал Киф звук подъезжающего экипажа и медленные запинающиеся шаги «О Боже, — подумал он, — хорошо же я буду выглядеть, если меня застанут сидящим на дереве подобно петуху на насесте!» Он спрятался за толстым стволом дерева и увидел своего брата.Вид у Карра был изнуренный, его едва можно было узнать. Он опирался на две трости, белое лицо его было искажено напряжением, с которым он пытался контролировать свои непослушные ноги. Когда Карр опустился на мраморную скамейку, стоящую возле могилы, в Кифе заговорил профессиональный медик. «Карр не пьян, — подумал он, — но безнадежно болен. Что с ним — хорея? Пляска Святого Витта? Нет, Карр находится на третьей стадии сифилиса!»Перед глазами Кифа пронеслись картины того давнего лета, когда волосы его брата выпадали целыми клочьями, а на теле появились ужасные болячки, которые он тщательно прятал В то лето Карр заболел сифилисом Когда Карр снова исчез в лесу, Киф быстро слез с дерева и направил свои стопы к маленькому кладбищу, где лежали его родители. В высоких сорняках он встал на колени и положил ладони на нагретые солнцем плиты. Глаза его были сухими, а сердце болело. БЕТС Август 1899 В воскресенье днем у Кифа были неотложные дела в больнице, и Бетс пошла в Хэрроугейт одна. Они с Элисон и Джинкс сидели в гостиной, когда вдруг зазвонил телефон. Джинкс нервно вскочила, а Бетс осталась сидеть в недоумении от того, кто бы мог заставить ее невестку так нервничать. Эли дернула Бетс за рукав.— Вот они, смотри. — Она открыла последний номер «Уорлд мэгэзин», там, где были помещены новые фотографии Толмэна. — Вот та, о которой я тебе говорила, — сказала она. — Они принадлежат к некоей антиамериканской группировке в Китае.— Одну минутку, Эли. — Бетс наблюдала за тем, как Джинкс пересекает комнату и берет трубку. Лицо Джинкс побледнело. Она выслушала, затем произнесла несколько тихих слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82