Он…— Мистер, — холодно сказала она, — вероятно, я недостаточно четко выразилась. Мне больше не нужна эта информация.— Хорошо, хорошо. Но по крайней мере может быть, вы хотите знать, что…— Мистер Циннамон!— Хорошо. Ну, это в любом случае ваше. — Он протянул ей папку. — Вы заплатили за это.— Да, заплатила. — Она осторожно взяла папку. — Спасибо, я очень ценю вашу работу.Через час она изорвала непрочитанные бумаги в мелкие кусочки и сожгла их в камине отеля. Затем она спустилась и покинула отель. РАЙЛЬ Апрель 1888 — Все только и говорят в городе, что о фотографиях Толмэна, — сказал Кэин Райдю. — Жена грозится, что снимет с меня скальп, если я не привезу тебя к ужину. — Кэин был управляющим редактором «Уорлд мэгэзин», и маленькие ужины, которые устраивала его жена, были еще одним нью-йоркским развлечением.Райль был столь же удивлен этим приглашением, сколь тем, что «Уорлд» поместил столько его фотографий на своих страницах. «Интересно, — думал он, — какая же из них привлекла внимание миссис Кэин?»Он проиллюстрировал уже с дюжину материалов, начиная с материала о смерти немецкого императора и кончая пожаром в Манхэттене, уничтожившим два городских квартала и унесшим жизни более чем четырехсот жителей. Но Райль сомневался, что именно эти иллюстрации вызвали интерес у миссис Кэин. Должно быть, интерес к его персоне зародился у нее из-за его развертки в последнем номере — о бельгийском конкурсе красоты. Посмеиваясь, он начал одеваться, чтобы предстать перед миссис Кэин во всей красе.Поместье Трилайн находилось в Старой части Вестбери, а Джин Кэин оказалась худощавой леди, имевшей страсть к разным знаменитостям. Райль не бывал в подобных кругах, за исключением тех случаев, когда фотографировал кого-нибудь из них. Оглядевшись, он понял, что слава гостей, собравшихся за столом, затмевает блеск золотой посуды. Даже в Хэрроугейте ему не случалось видеть такое сборище.Райль прибыл из просторного Орегона и не был готов к лицезрению блеска и развращенности города, двадцать тысяч жителей которого ютились в доходных домах. На узком островке Манхэттена можно было быть только либо богатым, либо бедным. Третьего не дано. Положение Райля как подмастерья фотографа — а ему еще посчастливилось, что он получил это место — автоматически превратило его в «бедного», и он жил в комнате района, где ели, работали и спали двадцать пять тысяч его обитателей, не имевших или имевших очень мало возможности для уединения. Ему постоянно приходилось наблюдать то, как они борются за свое существование. И борьба эта подчас включала грязь и преступления.Когда ему казалось, что больше он уже не выдержит, он вытаскивал единственный портрет Джинкс, который взял с собой, и черпал силу из воспоминаний о годах, проведенных вместе с ней.Художественный талант Райля сослужил ему хорошую службу в фотоателье, где он работал, и, хотя его жалованье и было мизерным, он все же ухитрился скопить деньги и купить себе фотоаппарат.Новый фотоаппарат был поистине спасением для него. Как-то декабрьским днем по дороге домой он наткнулся на пожар в многоквартирном доме и сделал несколько снимков. Нелли, швея, живущая этажом ниже, подала ему мысль продать фотографии.— О, — сказала она, — они выглядят прямо как картинки из «Харпер'з Уикли»! От них плакать хочется!Райль не спал тогда всю ночь, продумывая развертки из фотографий.«Грэфик», единственный иллюстрированный ежедневный журнал, взял две его фотографии. Потом «Лесли'з Уикли» купил целые серии. Но только Фулмер Кэин из «Уорлд мэгэзин» увидел истинную коммерческую ценность фотографий Райля.— Мы больше не будем давать рисунки, — сказал Кэин, — используем настоящую вещь! Мы будем помещать твои фотографии рядом с новостями, как делал Мэтиус Брэди в гражданскую войну. Будем посылать тебя в те места, где наклевывается хороший материал. Эти твои фотографии прямо-таки берут за душу, а женщины обожают поплакать. — Он похлопал Райля по плечу. — Мы завоюем новых читателей!Через пять месяцев пророчество Кэина оправдалось, и даже в большей степени. Фотографии Толмэна стали неотъемлемой частью журнала, удвоили его тираж и способствовали приглашению Райля на этот ужин наравне со знаменитейшими и могущественнейшими мира сего.Его неугомонный взгляд скользнул по присутствующим и остановился. Молли Джарвис — за здоровье которой поднимали тосты на двух континентах — была, пожалуй, наиболее часто фотографируемой женщиной планеты. Она прославилась в прошлом году выступлением в главной роли в пьесе Пайнеро. Пьеса уже сошла со сцены, но Молли продолжала блистать звездой на небосклоне Нью-Йорка. Он внимательно рассмотрел ее лицо.Она старше его — ей по меньшей мере лет тридцать, подумал он. Кожа ее была бледной и ровной, как густая сметана. Пожалуй, только кожу ее и можно было назвать красивой. Ее волосы какого-то каштанового цвета были грубыми и прямыми, как конский хвост, и выглядели неухоженными. Глаза были черными, маленькими и непослушными, как у озорного ребенка. Рот ее был слишком большим, губы слишком полными, а нос — слишком острым. Коренастое ее тело было затянуто корсетом из китового уса, что, должно быть, причиняло ей большое неудобство. Вероятно, на отдыхе эта женщина была уродливой, но в ее оживленном лице был какой-то бравший за душу вызов.«Вот и Джинкс такая, — подумал Райль, — всегда готовая к чему-то новому — всегда пытается проникнуть взглядом за горизонт, чтобы увидеть невидимое».Он часто рисовал ее, улавливая мириады ее настроений и всегда сознавая, что перед ним — волнующая, с богатым внутренним миром женщина, прячущаяся за приятной свежестью ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82