У вас будет, минутку, с полдюжины мужей, пожалуй, так.
«Полдюжины! Но мне не надо полдюжины! Мне нужен один!»
Эмбер убрала от него руку, потому что астролог стал ей неприятен, и к тому же слишком сильно сжимал ее кисть своими липкими пальцами. Но мистер Чаут еще не закончил.
— Я вижу еще одно… позвольте быть с вами откровенным — я вижу, что однажды у вас, мадам, будет сотня любовников. — Его жадные глаза разглядывали Эмбер с бесстыдным расчетом, он явно получал извращенное наслаждение, наблюдая за ее удивлением и слабым румянцем смущения, появившимся на лице и шее. — Пожалуй, что так.
Эмбер несколько нервно рассмеялась. Он заставил ее нервничать, чувствовать себя неловко, она захотела поскорее оказаться на улице, подальше отсюда, ей стало трудно дышать, и хотя астролог не придвигался к ней ближе, ей казалось, что он совсем рядом.
— Сто любовников? — вскричала она, стараясь вести себя по-городскому, с напускным равнодушием. — Боже, да мне и одного достаточно! Вы все сказали, мистер Чаут? — Эмбер поднялась с кресла.
— Разве этого недостаточно, мадам? Мне не часто удается раскрыть так много, уверяю вас. Гонорар — десять шиллингов.
Эмбер вынула из муфты горсть монет и бросила их на стол. Широкая улыбка астролога показала, что она переплатила, как всегда. Но ей было все равно. Брюс каждый раз оставлял ей деньги, и когда стопка кончалась, на том же месте появлялась новая. Десять шиллингов — сумма, о которой и говорить нечего.
«У меня будет ребенок, и я выйду замуж, за Брюса и буду богатой!» — возбужденно думала она по дороге домой.
В тот вечер она спросила Брюса, что такое планета Венера, хотя о своем визите к астрологу не рассказала и не собиралась говорить, пока не появится что-нибудь определенное. Но возможно, он догадался сам.
— Венера — это звезда, названная так в честь римской богини любви. Считается, что она управляет судьбой тех, кто под ней родился. Такие люди, насколько мне известно, должны быть красивыми, желанными и их поступками движут чувства, если ты веришь в эту чепуху. — Он улыбался, но на лице Эмбер появилось испуганное выражение при таких еретических словах.
— А разве ты не веришь!
— Нет, дорогая, я не верю.
— Что ж… — Эмбер стояла, уперев руки в бока. — Когда-нибудь ты поверишь, уверяю тебя. Дай срок.
Тем временем жизнь Эмбер текла по-прежнему и, казалось, предсказаниям мистера Чаута не суждено было сбыться. Большую часть времени Брюс отсутствовал: либо он ездил играть в карты или кости в таверну «Грум Портерз Лодж», где собирались благородные господа, либо — на балы и ужины, устраиваемые при дворе или в домах его друзей. Эмбер часто с тоской подумывала, как было бы чудесно, если бы он взял ее с собой, но он не приглашал, а Эмбер не просила. Ибо она прекрасно понимала, какая пропасть разделяет их в общественном положении. И она ждала его возвращения, чувствуя себя одинокой, несчастной. Она страшно ревновала его. Эмбер боялась Барбары Пальмер и других женщин вроде нее.
Часто приезжал Элмсбери, и если Брюс отсутствовал, он вывозил Эмбер развлечься.
Однажды они отправились через Темзу в Саутуорк на бой быка с медведем. Эмбер смотрела в окошко кареты и вдруг на Лондонском мосту увидела обветренные непогодой и размытые дождем двадцать или тридцать голов, насаженных на шесты. В другой раз Элмсбери пригласил ее на фехтовальный поединок, во время которого один из противников отсек ухо другому, и оно шлепнулось прямо на колени даме, сидевшей в первом ряду.
Они ужинали в разных модных тавернах, два или три раза ходили в театр. Эмбер стала обращать внимание на сцену не больше, чем другие, ибо ее занимал тот фурор, который она производила в партере. Некоторые молодые люди подходили к Элмсбери таким образом, что он не мог не представить их Эмбер, а двое-трое сделали ей нахальные предложения прямо у Элмсбери на глазах. Однако Элмсбери в таких случаях всегда сохранял достоинство и недвусмысленно давал понять молодчикам, что Эмбер — не шлюха, а леди, благородная и добродетельная. А Эмбер, стесняясь своего деревенского акцента, надеялась, что ее действительно примут за леди-роялистку, проведшую годы в изгнании с родителями во время Протектората и только сейчас вернувшуюся ко двору.
Но самым замечательным ей показалось посещение дворца Уайтхолла.
Уайтхолл размещался в западной части города на излучине реки, в стороне от Сити. Он представлял собой несколько огромных в стиле Тюдоров зданий из красного кирпича, со множеством коридоров и расположенных анфиладой отдельных комнат — все это напоминало запутанные ходы в какой-нибудь кроличьей норе. Здесь жила королевская семья и все придворные, кому удалось ценой подобострастия устроиться рядом с монархом. Дворец стоял так близко к воде, что при высоких приливах кухню иногда затапливало. По территории дворца тянулись грязные немощеные улочки. Кинг-стрит одним концом упиралась в часть дворца, называемую Кокпит, а другим — в стену внутреннего сада, Прайви Герден.
Уайтхолл был открыт для всех посетителей. Всякий, представленный однажды при дворе или пришедший в сопровождении ранее представленного, мог войти, поэтому здесь бродило множество совершенно посторонних людей: ворота дворца охранялись весьма ненадежно. И когда Эмбер и Элмсбери подъехали к Каменной Галерее, из-за скопления народа они с трудом пробились внутрь.
Каменная галерея — коридор длиной почти четыреста футов и шириной пятнадцать — протянулась через весь дворец. На ее стенах висели прекрасные живописные полотна Рафаэля, Тициана, Гвидо. Картины начал коллекционировать Карл I, и его сын теперь продолжил традицию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166