– Да, это все, – сказал Эйдриан. Устраиваясь в кресле у камина, он слышал шорох одежды и шарканье ног выходящих слуг, потом вздрогнул, когда до его слуха донесся звон стекла со стороны столика на колесах, где стоял бренди. Ушли все, кроме Киббла, который теперь наливал бренди в два бокала. Вернув стеклянную пробку в графин, дворецкий принес бокалы и протянул один Эйдриану, прежде чем устроиться в мягком плюшевом кресле рядом с ним.
Эйдриан ничуть не удивился. Это был привычный ритуал, когда Киббл хотел поговорить с ним. Его тревожило только, что именно слуга мог желать обсудить.
– Она не видела вашего лица, – сказал дворецкий. Это был не вопрос.
Рот Эйдриана напрягся, и он уставился в холодный камин, не желая отвечать.
– Вы сказали, что ее очки разбились. Почему вы не купили ей новую пару до того, как привезти ее сюда, в Моубри?
Эйдриан обиженно пожал плечами и поднял свой бокал, чтобы сделать добрый глоток бренди.
– Вы боитесь, что ваше лицо будет ей отвратительно. – И опять слова дворецкого не были вопросом.
– Я планирую достать ей новые очки через неделю или около того, – проворчал Эйдриан, чувство вины заставляло его злиться.
Киббл помолчал, его взгляд был задумчивым. Он тоже неподвижно смотрел в пустой камин. Потом он спросил:
– У нее нет собственных денег?
– Что? Да, конечно, есть. – Эйдриан нахмурился. Он знал, что у Клариссы есть деньги; его мать упоминала по дороге после примерки, что она купила бутылочку духов. Тогда он узнал, что она получает небольшую сумму из ее наследства с тех пор, как ей исполнилось двадцать. Разумеется, все это было улажено в день их свадьбы, и некоторые бумаги из тех, что им пришлось подписать в тот день, были о переводе денег на счет, к которому у нее был доступ. Об остальном нужно было узнавать. – Почему ты спрашиваешь об этом?
Киббл пожал плечами:
– Просто интересно, милорд.
Встав, дворецкий опрокинул в рот остатки бренди, отнес пустой бокал и поставил его на столик, прежде чем выйти из комнаты.
– Вы не можете держать ее слепой вечно, – были последние его слова, когда за ним закрылась дверь. Это было замечание, которое Эйдриан уже начинал всем сердцем ненавидеть.
Он зло посмотрел на пустой камин и допил остатки бренди, потом встал и подошел к столику, чтобы налить еще. Ему совсем не нужно было, чтобы дворецкий растравлял его совесть; она и сама уже доставляла ему достаточно страданий. Она кричала ему, что Кларисса, несомненно, будет в большей безопасности, если сможет нормально видеть. К тому же совесть утверждала, что, зная о том, что кто-то, возможно, хочет навредить ей, Кларисса будет настороже и сумеет защитить себя. Но у него были возражения по каждому пункту. Несомненно, несколько пар глаз лучше, чем только ее собственные. И он приказал всей челяди следить за ней, так что ей ничто не угрожает.
Конечно, знай она о возможной опасности, она вела бы себя осторожно, но жила бы в постоянном страхе. Эйдриан совсем не хотел, чтобы она тревожилась или боялась. Теперь, избавившись от мачехи, Кларисса просто расцветала. Он не желал, чтобы это изменилось, чтобы она вновь превратилась в робкое, испуганное существо.
Оба аргумента вполне убедительны, говорил себе Эйдриан, неся еще бренди к своему креслу. Но он не мог лгать себе. Он знал истинную причину, по которой не хотел, чтобы она носила очки.
Вздохнув, он снова плюхнулся в кресло и уставился в свой бокал, размышляя о несправедливости жизни. Он нашел идеальную женщину, ту, которую он любил, желал и с которой обожал проводить время. Ту, которая заставила его смеяться и – по его мнению – сделала его лучше, нежнее. К тому же Кларисса не отворачивалась в ужасе от одного взгляда на него. Но он боялся, что это только потому, что она не может видеть его. В то время как ее присутствие делало его терпеливее и добрее к другим, оно также делало его жестоким к ней, к той, кого он любил. Потому что, несомненно, жестоко держать ее слепой, когда она могла бы видеть, красть у нее возможность читать, жить полной жизнью и наслаждаться ею, – и все это только из-за его эгоистичных побуждений.
Вздохнув, Эйдриан поставил на стол полный бокал и смиренно встал. Он должен сделать так, чтобы Кларисса получила новые очки. Ему придется забыть о своем шансе на счастье, чтобы дать счастье ей.
Качая головой, Эйдриан вышел из гостиной и направился наверх. Сейчас он скажет ей, что отвезет ее завтра в деревню, чтобы узнать, могут ли там заказать для нее очки. Так он не оставит себе путей к отступлению и не сможет передумать.
Он поднялся только на третью ступеньку, когда услышал приглушенный шум, донесшийся от парадной двери. Остановившись, он повернул назад и подошел к двери, чтобы распахнуть ее, и удивленно поднял брови при виде второй кареты, остановившейся на подъездной дорожке. Пока он смотрел, дверца открылась, из кареты вышел усталый Кили, повернулся и подал руку горничной Клариссы. Как Эйдриан и предполагал, Джоан выглядела совершенно измотанной путешествием.
– Это и есть горничная леди Клариссы? – спросил Киббл, появляясь рядом с ним и глядя на пару, идущую теперь по дорожке к дому.
Эйдриан кивнул.
– Они наверняка устали после поездки, Киббл. Покажи Джоан ее комнату и пусть поест и отдохнет. Приступить к работе она может завтра. То же самое касается Кили.
– Очень хорошо, – пробормотал Киббл, потом скаал: – Люси помогла леди Клариссе раздеться и принять ванну, но теперь она внизу. Мне послать ее опять наверх, чтобы она помогла леди Клариссе собраться к ужину?
– Нет. Я сам помогу ей, – сказан Эйдриан и направился к лестнице. – Пришли еду в комнату моей жены на подносах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92