Что вы хотите знать? Виделась ли я с ним? Да. Где? В моем доме, и это был совершенно произвольный выбор. Все, что мы делали, — это говорили о Кенте и какой выход из ситуации окажется лучшим для всех.
Сердце Клэр колотилось так сильно, что отдавалось в висках, но она не упустила возможности выяснить деталь, засевшую у нее в мозгу с тех пор, как она об этом услышала.
— Моя соседка говорила, что видела вас с ним в машине, на стоянке у ресторана, как раз после того, как начались занятия в школе.
— Да, действительно. Это был один из тех дней, когда мы запутались во всей эмоциональной неразберихе и не могли решить, рассказать ли воем о Кенте или нет. Наверное, было глупо встретиться там, но в то время мы об этом не думали, а только пытались разобраться в сумятице, которую сами и создали. Если хотите, то обвиняйте во всем меня. Я совершила самую главную ошибку много лет назад, когда решила не говорить Тому о своей беременности или о рождении Кента. Теперь, с годами, мы все поумнели и знаем, что женщина одна не вправе решать, имеет ли мужчина права на своего ребенка, если тот рожден вне брака. Но в те дни такие вещи часто сохранялись втайне, и многие отцы никогда не имели возможности участвовать в воспитании своих детей. Я была неправа. Повторяю это снова и снова и прошу вашего прощения так же, как прощения Тома и Кента. Если бы я не скрыла правду, то и разрыв между вами и Томом никогда бы не произошел и вся ваша семья по-прежнему жила бы вместе.
У Клэр подступили к глазам слезы. Стесняясь того, что Моника может их увидеть, она повернулась лицом к окошку.
— Не знаю, чего я ожидала, когда увидела вас у машины, но, наверное, была такая мысль, что, может быть, вы собираетесь… сказать мне… ну, что вы с Томом любите друг друга и чтобы я… дала ему свободу.
— Нет-нет! — Моника слегка прикоснулась к рукаву Клэр, заглядывая ей в лицо. — Пожалуйста, поверьте мне. Если бы я любила его, я бы так и сказала, потому что такой я человек. Ничего не скрываю. — Она убрала руку и откинулась на спинку сиденья, изучая профиль Клэр на фоне слабо освещенного окошка. — Есть кое-что еще, что я должна сказать, и это труднее всего. Я говорю это по двум причинам — потому что вам надо это услышать и потому, что я обязана это признать после стольких лет. — Она на секунду остановилась. — В ту ночь, в ночь мальчишника Тома, мы оба поступили неправильно. Я и тогда это знала, и признаю это сейчас. Просто не придавайте этому слишком большого значения, после стольких лет. Я знаю, что это трудно, но слишком многое зависит от этого. Постарайтесь понять — он был молод, лишился иллюзий и испытывал давление, потому что должен был жениться. Но я скажу вам и то, чего вы до этого не знали. Когда я переехала сюда и Том впервые пришел ко мне домой — единственный раз, когда он пришел, он рассказал мне, как сильно он вас любит, и что с тех пор, как он женился на вас, его жизнь с каждым годом становится все счастливее и счастливее. — Голос Моники упал до искреннего шепота. — Ваш муж очень любит вас, миссис Гарднер. Я думаю, настояв на разъезде, вы разбили ему сердце. У вас двое прекрасных детей, которые так хотят, чтобы их мама и папа помирились. Пожалуйста, верните его.
Клэр подняла наполненные слезами глаза на Монику, а та продолжала уговаривать ее.
— Сегодня так много семей разрушаются и так много одиноких родителей, вроде меня. Мне не надо вам об этом говорить, работая в школе, вы все знаете. И хотя мне не за что извиняться в том, что касается воспитания сына, я понимаю, что такие семьи, как ваша — самые лучшие, — где есть и мать, и отец, и дети, которых они воспитали вместе. Это остается американской мечтой, но, увы, она устаревает. Если бы у меня было такое прошлое, как у вас с Томом, и двое прекрасных детей, и все эти счастливые годы вдвоем, я бы боролась за то, чтобы удержать мужа, а не за то, чтобы выгнать его прочь. Вот. Я сказала, что хотела. А теперь поступайте, как знаете.
В тишине, которая последовала за этим, женщины сидели неподвижно, связанные тем, что обеим пришлось обнажить душу. Клэр нашла салфетку в кармане пальто и вытерла нос, а потом, опустив глаза, молча позволила эмоциям плясать причудливый танец в ее душе. Здесь были и облегчение, и благодарность, и уважение к той женщине, что сидела рядом, надежда и сильное волнение, когда она представляла, как войдет в дом и посмотрит Тому в глаза. Наконец она вздохнула и повернулась к Монике.
— Знаете, я всегда была готова к тому, чтобы невзлюбить вас.
— Это можно понять.
— Вчера на собрании я пыталась мысленно обвинить вас в чем-то, но не смогла. Меня даже рассердило, что не смогла. Я бы хотела, чтобы вы оказались… — Клэр пожала плечами, — не знаю… с какими-нибудь изъянами. Грубой, или, может быть, непонятливой, или высокомерной, чтобы я могла критиковать вас, если не открыто, то в душе. А теперь я понимаю, почему Кент такой воспитанный.
— Спасибо.
— Наверное, нам надо поговорить и о нем тоже.
— Если хотите.
— Это надо было сделать на собрании, и я понимала это.
— Но тогда мы бы перешли за рамки чисто деловых отношений.
— Все равно непростительно с моей стороны.
— Ой, не казните себя так. Мы разговариваем сейчас, вот что важно.
— И вообще, мы вчера отлично со всем справились, принимая во внимание то, что творилось у нас в душе, — решила Клэр.
— Да, действительно.
Если бы они были подругами, это признание вызвало бы улыбку на их лицах. Но обе знали, что никогда не станут подругами. Но они могли из врагов превратиться в союзников.
— Что касается Кента… — проговорила Клэр.
— Можно понять, как трудно вам принять его, и я это осознаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110