Когда я в первый раз его увидела, то, боюсь, что выглядела полной дурой, потому что пялила на него глаза. Какое лицо! Какие волосы! Какое все! У него были серые глаза, поначалу казалось, что он хмурится, но с наступлением вечера он начал чаще улыбаться. Его брови не совсем одинаковые. Левая бровь слегка более вздернута, и это придает его лицу порой насмешливое выражение. На подбородке небольшая ямочка. Его волосы были цвета осенних листьев — не красные и не желтые, а что-то среднее между этими цветами, возможно, как листья некоторых кленов.
Когда Стью нас познакомил, Клей стоял, держа руки в карманах джинсов, откуда торчали его большие пальцы. Все, что он сказал, это «Привет», а потом улыбнулся так, что мое сердце чуть не выскочило. Интересно, что было бы, если бы он заговорил.
То, что случилось, — безумие. Я не уверена, что до сих пор в это верю. Мы гуляли по Паудерхорну с огромной бутылкой вина, пили и ждали, пока стемнеет. Я помню, что мы много смеялись. Бобби и Стью шли впереди, держась за руки, и иногда плечо Клея ударялось о мое плечо, и я чувствовала, как по моей руке пробегает дрожь. К тому времени как начались фейерверки, мы были почти так же высоко, как сами фейерверки!
В багажнике оказались шерстяные одеяла, и очень скоро Бобби и Стью исчезли, захватив с собой одно. Я только помню, что Клей стоял, держа в одной руке бутылку вина, а в другой — ручку от дверцы машины. Он спросил, не хочу ли я посидеть в машине и посмотреть фейерверки или воспользоваться другим одеялом. Я все еще не могу поверить, что я ответила: «Давай воспользуемся другим одеялом…»
Мы уселись под огромным деревом с похожей на кружево кроной. Клей зубами вытащил пробку из винной бутылки и выплюнул высоко вверх, мы оба засмеялись. Я помню, что думала над тем, как по-другому себя чувствуешь, когда выпьешь, причем когда выпьешь сам, а не наблюдаешь, что это сделал кто-то другой.
Он растянулся на одеяле, опираясь на один локоть. Бутылка стояла между нами, когда он положил руку мне на шею, придвинул меня к себе и в первый раз поцеловал. Каким-то образом моя грудь уперлась ему в руку и в горлышко бутылки. Потом он прошептал мне на ухо: «Фейерверки». Он положил руку под мои волосы и так меня держал, а его рука и горлышко бутылки скользили по мне. Наверное, я сказала «да» или что-то в этом роде, чтобы просто посмотреть, что будет дальше. А дальше было то, что он сказал: «Иди сюда» и, обняв меня, притянул к себе и растянулся на одеяле, Я охотно шла, помня все имена, которыми утром отец меня называл, и думая про себя, что, вероятно, все это правда.
Клей не торопился. Он умел целоваться. Раньше я целовалась с парнями, но это было по-другому. И раньше меня прижимали ребята, но они всегда как-то тяжело дышали, были неловкими и чересчур нетерпеливыми — это меня отталкивало.
Я ждала, что такое снова повторится, но этого не случилось. Вместо этого, когда я вытянулась рядом с ним, он дал мне время подумать и решить. Но я уже все решила задолго до того, как он прижался ко мне. Я почувствовала, как винная бутылка стукнула по моей спине. Через рубашку я чувствовала холодную бутылку. Бутылка казалась холодной по сравнению с его теплым языком в моем рту. Ленивый, поначалу он был ленивый и медленный. Я помню, как почувствовала языком его зубы и вкус вина, смешавшийся в наших ртах. Я помню, как губами он требовал, чтобы я открыла рот шире, а когда его язык начал исследовать меня, я совсем обезумела, и мне стало тепло. Очень странно то, что, пока он это делал, он ослабил свои объятия, и я чувствовала, что начинаю больше подчиняться ему тогда, когда он ослабил силу, а не когда ее применял. Наконец он оттолкнулся локтем и свалился на спину, закрывая запястьем глаза.
Он сказал что-то наподобие: «А что, ты ничего в этом…» Я сказала: «Ты тоже». Или нет? Не помню. Я только знаю, что была пьяна и хотела спать, к тому времени сердце стучало у меня между ног, мы оба дышали так тяжело, что наше дыхание было слышно в шуме фейерверков.
Мне кажется, что я сказала, что мне нужно еще вина, а он возразил, сказав, что ему нужно меньше вина. Так или иначе, но мы оба рассмеялись. Когда бутылку снова заткнули пробкой, он опять начал меня целовать. Теперь поцелуи были жарче и напористей, и наши тела о многом говорили. Он перевернул меня на спину, а сам лег вдоль сверху. Я помню, что подумала, как хорошо, что кто-то вот так меня держит, так чувствовала себя защищенной. Казалось, что это унесло боль от тех ужасных слов, которые отец всегда выливал на меня. Это было как в кино… Он выровнял меня длиной своего тела и начал двигаться, двигаться, двигаться по моим бедрам, целуя все мое лицо. Один раз он приостановился и застонал: «О Боже!». Но я не отпустила его, Я снова взвалила его на себя и не давала остановиться. Возможно, если бы я этого не сделала, страсти бы поутихли. Но я не хотела, чтобы они утихли…
— Эй, послушай, мне кажется, мы оба слегка пьяны, — наконец сказал он и скатился с меня. Но я нашла бутылку с вином и сказала:
— Еще нет.
Потом я сделала глоток, наклонилась над ним и поцеловала. Когда его рот был открыт, я впрыснула ему в рот вина. Он взял бутылку, сел, набрал в рот вина, положил меня на спину и сделал то же самое. Из его рта текло теплое вино. Когда я его проглотила, он облизал мои губы, причем сделал это так, как мама-кошка умывает своих котят. И до того как я поняла, что происходит, он провел языком вниз по моему подбородку, провел пальцами по волосам, закидывая мою голову назад. Затем я почувствовала горлышко бутылки на своей шее и холодные капли вина, когда он налил его в ложбинку моего горла.
«Сумасшедшие! — подумала я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127