Работай!
Она решительным движением достала отцовские часы, открыла крышку, положила их на пол возле лампы. Потом поднялась со своего места, взяла валявшееся одеяло, встряхнула его, поднесла к свету — посмотреть, не ползет ли кто-нибудь по нему. Ничего не обнаружив, снова уселась, обернув одеяло вокруг ног, вынула очки из вязаного кошелька, надела их, раскрыла блокнот, приготовила чернильницу.
Прошло немало времени, прежде чем она окунула перо в чернила и вывела на бумаге первые слова:
«Бунт на улице. В человека попала пуля. Издатель газеты заключен в тюрьму…»
Стараясь придерживаться неизменной правды, чему ее учил отец, она принялась за беспристрастное, непредвзятое изложение событий, происшедших два часа назад на Главной улице.
Врачебный кабинет доктора Терли помещался в том же доме, где он жил сам, неподалеку от пансиона Лоретты Раундтри, — там, где дома начинали взбираться по крутому откосу ущелья. Дорога к нему вилась по склону и больше напоминала тропу для горных коз, нежели пешеходную. После дождя она стала еще и скользкой, но Кемпбелл одолел ее быстрыми решительными шагами и подошел к двери врача, задыхаясь не от подъема в гору, а от беспокойства. Без стука он вошел прямо в приемную, где стояло несколько простых стульев, никем сейчас не занятых.
— Док! — крикнул он, приближаясь к следующей двери.
— Заходи, Ноа.
Он прошел на голос в кабинет, стены которого были обиты сосновыми досками, что являлось редкостью для Дедвуда. В шкафу со стеклянной дверцей находились всякие устрашающие инструменты, а также пробирки и склянки. В эмалированном тазике, в воде, окрашенной кровью, валялась пуля, рядом — игла и пинцет. На покрытом кожей операционном столе лежал Тру Блевикс безучастный ко всему; доктор готовился бинтовать правое плечо.
— Как он, док?
— Дал ему хлороформа, чтобы вынуть пулю. Если все пойдет, как я предполагаю, через неделю или около того он снова будет со своими быками.
Ноа издал глубокий вздох и почувствовал, как напряжение сразу отпустило его тело, плечи расправились.
— Лучшее известие за весь сегодняшний день, — воскликнул он.
— Твой приятель — крепкий старый хрыч, — продолжал доктор. — И у него хорошее сердце, что поможет лучше перенести операцию. Подойди сюда и помоги приподнять его, пока я буду закреплять повязку. Но до этого я сделаю ему компресс из квасцов, чтобы остановить кровотечение,
Рану на плече Тру стягивали нитки из конского волоса, кончики которых торчали, как кошачьи усы, там, где проходил сам шов. Наклонив голову, Ноа молча наблюдал, как док накладывал повязку на рану и затем бинтовал ее, захватывая все плечо и даже поясницу.
— Скоро он придет в себя? — спросил Ноа, осторожно перекатывая Тру на левый бок.
— Действие хлороформа недолгое. Самое большее — минут десять-пятнадцать. Так что он вот-вот проснется. Но будет поначалу не совсем в себе. — Док закончил перевязку, плеснул воды в чистую миску, начал мыть руки. — Понадобится его куда-то поместить, пока он совсем не выздоровеет. Ты можешь что-нибудь придумать?
— Пускай поживет в моей комнате у миссис Раундтри.
— А ты куда денешься?
— Могу спать где угодно. На полу в своей конторе, или поставлю палатку на пару недель. Сейчас еще не так холодно.
— За ним нужен будет уход. Не думаю, чтобы у Лоретты Раундтри хватило на это времени. А кроме того, мы же хорошо знаем нашего Тру — только придет в себя и поднимется с постели, как сразу захочет помчаться к своим быкам. До того как кровь засохнет в ране.
Ноа ненадолго задумался.
— Полагаешь, он выдержит дорогу в Спирфиш?
— Через несколько дней вполне.
— Тогда поместим его пока к Лоретте, и я буду приглядывать за ним несколько деньков. Да и ты, наверно, сможешь.
— Смогу, — согласился док.
— А когда разрешишь, отправлю в долину. Моя мать будет носить его на руках и подавать ночной горшок.
Док рассмеялся. Он вытер руки, повесил полотенце.
— В самом деле, — продолжал Ноа, — она устроит мне хорошую взбучку, если узнает, что Тру нужна была помощь, а я не дал ей возможности что-то сделать для него. Старуха не простит вовеки.
— Раз уж ты здесь, — сказал док, — дай-ка взгляну на твою физиономию.
Ноа подчинился. Исследуя его синяки и ссадины, доктор спросил:
— А как насчет индейцев там, в Спирфише?
— Будем надеяться на лучшее. Договор о мире подписан, только бы они его не нарушали… Ох, черт! Что ты делаешь с моим лицом?
— Проверяю, видишь ли ты этим глазом.
— Вижу, вижу! Пусти!
Док перестал теребить его веко и перешел к уху.
— Боюсь, лопнула барабанная перепонка, — заключил он. — Если кровь идет из уха, то похоже, так оно и есть… Ну-ка закрой другое ухо рукой и скажи мне, как ты слышишь этим… Перепонка в большинстве случаев заживает, Конечно, остается шрам на ней, и слух несколько понижается… Ну как?
— Я все слышу.
— Хорошо. Как насчет зубов? — Док протянул руку ко рту Кемпбелла, но тот отклонился.
— У меня все зубы на месте. Хватит тебе меня ощупывать!
— Ты у нас немножко раздражительный, да? — сказал док,
Пациент на операционном столе что-то забормотал, глаза у него приоткрылись, затем закрылись снова. Ноа повернулся к столу, замер в ожидании. Через какое-то время Тру снова проговорил что-то и открыл глаза. Они были цвета васильков, но глубоко потонули в морщинах.
— Эй, старый предводитель быков! Пора просыпаться! — произнес Ноа.
— Чтоб меня усыпить, нужно побольше, чем одна пуля. Вот что я вам скажу…
Но то, что говорил сейчас Тру, можно было разобрать не сразу.
— Дон уже вытащил ее из тебя. Он сварил из нее суп.
Тру изобразил слабую улыбку.
— А с тобой что, Ноа?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149