На десятый день Миранда открыла глаза и оглядела розовую с золотом спальню. Она слабо вскрикнула и сразу же почувствовала, как ее обняли нежные любящие руки.
— Мама, — прошептала Миранда, еще плохо понимающая, что происходит, и осознающая лишь поддержку от присутствия родного человека, — мне снилось, что ты со мной.
Слава Богу, думала Абигайль, она наконец-то пришла в себя.
— Я все время была с тобой, родная. Ты была очень больна. Не надо пока разговаривать.
И спаси нас Господь, когда она начнет задавать вопросы, добавила про себя Абигайль.
Глаза Миранды закрылись, она прижалась к материнской груди и вновь погрузилась в дрему.
Абигайль тихо сидела на краю кровати Миранды в неудобной позе. Ее глаза наполнились горькими слезами. Она смотрела на свою старшую и самую любимую дочь, которая теперь казалась беспомощной и почти такой же маленькой как Чарити. Ее прекрасные золотые волосы были коротко острижены, чтобы хоть немного сбить жар лихорадки, и теперь вились на маленькой головке, словно чепчик.
Как они скажут ей, что ее муж мертв? И вообще Абигайль многого не понимала. Во время долгих часов бреда Миранда говорила много неясных бессвязных слов. Она несла какую-то чепуху о комнате в башне, о чердаке и цветах — об олеандрах, все это мать отнесла за счет того потрясения, которое она пережила. Но в словах Миранды была и страшная нотка реальности происходящего, от которого ей мучительно хотелось бежать. Вновь и вновь тоненький напряженный голос повторял одну и ту же фразу: «Я должна бежать. Бежать. Но Бог не позволит. Я тоже виновна. Я грешна».
И она ни разу не упомянула имя Николаса.
Ни Пегги, ни Джефф, посвященные во все события, ни словом не обмолвились Абигайль.
В полдень того дня, когда началось выздоровление Миранды, доктор Френсис и Джефф сошли вниз после осмотра пациентки и по просьбе молодого врача прошли в кабинет.
— Я должен поговорить с вами, сэр, — произнес Джефф. — Обязан.
Старый врач был несколько удивлен мрачным видом молодого человека.
— С девушкой все в порядке, она поправляется. Да и вообще, она здоровая молодая особа. Нет никаких причин для беспокойства. У нее прекрасные врачи… и замечательный уход, что в некоторых случаях гораздо важнее любых врачей.
— Да, я знаю. Но сейчас я опасаюсь не за здоровье Миранды, если не считать…
— Вы хотите сказать, что беспокоитесь, как она воспримет известие о том, что овдовела? Ну, она быстро придет в себя. Она очень молода. Кроме того она может поклоняться его памяти, геройской смерти при спасении ее жизни… все это поможет перенести горе.
Френсис говорил с нарочитой насмешкой. Он был уверен, что волнения Джеффа были связаны с явной симпатией молодого человека к больной девушке наверху.
— Я хотел поговорить с вами о Ван Рине, сэр. Я все думал и думал об этом и теперь уже не знаю, что делать. Я должен облегчить душу.
— Давайте, мой мальчик, — ответил доктор Френсис и развалился в кресле. — Что там с Ван Рином?
Джефф коротко рассмеялся.
— Ничто в жизни не возвеличило его так, как смерть, — с горечью сказал он. — Вы как-то спрашивали меня, от чего умерла первая миссис Ван Рин. Сейчас я расскажу вам.
Но еще до того как он начал свое повествование, раздался стук в дверь, и на пороге появилась Пегги.
— Хозяйка зовет вас, доктор, — сказала она Джеффу. — Она хочет поговорить с вами наедине. Нет, — добавила маленькая служанка в ответ на встревоженный взгляд Джеффа, — с ее здоровьем все в порядке. Это совсем по другому поводу.
Миранда опиралась на три подушки и над голубым покрывалом ее лицо выглядело маленьким и бледным. Но ее глаза, ставшие огромными под потемневшими веками, пристально следили за Джеффом.
— Вы прекрасно выглядите, — улыбаясь сказал он. — С этой прической вы напоминаете очаровательного мальчика. Кажется, такая мода была во Франции в начале этого столетия? Вы можете установить такую моду здесь, хотя, конечно, волосы быстро отрастут.
Она не обратила внимания на его вымученную веселость.
— Джефф, — спокойно произнесла она. — Николас мертв, да? — И это было не больше, чем риторическим вопросом.
И потому Джефф просто молча кивнул.
— Расскажите мне, что случилось, Джефф.
— Он спас вас, миссис Эдвардс и ее маленького сына. Затем он вновь бросился в воду, чтобы помочь другим. Думаю, он переоценил свои силы, потому что больше его не видели.
— Нет, — промолвила она. — Он не переоценил свои силы. Он не собирался возвращаться. Он сказал мне… в те последние секунды на горящем пароходе… — она остановилась, а затем повторила без всякого выражения: — «Вы увидите, что я могу спасать жизни, точно так же, как и губить их».
Итак, он умер так же как и жил, доказывая себе и другим, что он всемогущ, устало думал Джефф. Катастрофа с судном дала ему великолепную возможность самовознестись.
— Да, — сказала Миранда, словно он произнес это вслух. — Вы видите, мы все ошибались относительно Николаса, как и он ошибался в себе. Он не был сильным. Он был слаб. Самым слабым человеком в мире. Человек, который жил только для себя. Он в изумлении уставился на Миранду, потому что понял, что своим слабым усталым голосом она сказала чистую правду и подобрала ключ к странному характеру Николаса. Не сила, а слабость или страх слабости довели его до преступления и безжалостной эксплуатации других. Эгомания, вспомнил Джефф. Этот термин он нашел в новой переводной книге из Германии. А все неимоверное зло по отношению к многим невинным людям совершается исключительно из эгоизма.
— Джефф, — зашептала Миранда, — когда я смогу уехать отсюда? Я хочу домой на ферму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108