Он не обращал внимания на Верховного друида и Петиллия, которые беседовали в другой половице комнаты, пока внезапно возвысившийся голос Конна Лира не оторвал его от созерцания Реганы.
– Тебя удивляет, легат, что я хочу заключить мир с завоевателями? Так было не всегда. Прежде я ненавидел римлян так же яростно, как Боадицея, как все мои предшественники – Верховные друиды, со времен вторжения Юлия Цезаря. Но теперь я стар, и что пользы ненавидеть то, что есть – и будет!
– Кто может сказать, что будет? – задумчиво произнес Петиллий.
– Я могу, – ответил Конн Лир. – Потому что Луг даровал мне видение. Я принес в жертву быка. Я возжег в полночь священный огонь в Великом Храме Камней. И я видел.
– Что ты видел, Конн Лир? – тихо спросил легат. Старик встал, повернулся к восточному окну, и взглянул на Стоунхендж. Затем поднял золотой серп и заговорил напевным голосом, полным воодушевления.
– Я видел кровь и разрушения. Я видел нисхождение тьмы на британских кельтов – мой народ. Я видел римские легионы, шагающие по всей стране. Но я видел больше этого… – Он сделал паузу. – Гораздо больше. Я видел, как смешивается кровь британцев и римлян, как они становятся одним народом, и через сотни лет будут неразделимы.
– Ты мудр, Конн Лир, – очень тихо сказал Петиллий. – Я верю, что тебе было даровано правдивое видение будущего.
– Боги тоже смешаются, – продолжал этот звучный, властный голос. – Наши боги, кельтские боги, будут приняты в семью римских, и назовутся латинскими именами, так же, как вы со временем ослабите и переплавите на свой лад наши друидические обычаи – если мы это дозволим.
– Дозволите? – воскликнул Петиллий. – Ты заговорил так, словно вы собираетесь сопротивляться!
– Мы не будем сопротивляться. Если бы мы сделали это, то были бы перебиты, как друиды острова Энглси. Я знаю натуру вашего губернатора Светония. Нет… вы должны дать нам немного времени, может быть, месяц… и тогда мы предоставим эту страну ее судьбе.
– Куда уйдут друиды? – Петиллий подался вперед.
– На острова Запада за Ирландским морем. Там нет римлян, чтобы преследовать нас.
Итак, друиды собираются покинуть Британию, поник Квинт с неожиданной паникой, – а Регана… Он видел, что девушка тоже прислушивается, стиснув зубы. Внезапно она выпрямилась и встала.
– Дедушка, – сказала она, подойдя к старику. Ее голос дрожал. – Я боюсь твоего гнева, но я должна говорить.
– Тогда говори. – Верховный друид уселся и внимательно посмотрел на нее.
– Ты знаешь, что у меня на сердце, Конн Лир, а я знаю твои условия. Проведи же испытание, умоляю тебя. Спроси Квинта Туллия.
– Ты нетерпелива, дитя, ты перебила меня, – сурово произнес Конн Лир, но в глазах его не было гнева. – Но, поскольку я люблю тебя, дочь моей дочери, будет так, как ты хочешь. Подойди, центурион.
Квинт поднялся и встал перед Верховным друидом, озадаченный и озабоченный, ибо догадывался, что произойдет нечто значительное.
– Друиды уйдут на острова Запада без меня, – сказал Конн Лир, – ибо я стар, болен и очень скоро умру. Когда я скончаюсь, меня положат в этой комнате с деревом и сожгут. Мой дух соединится в пламени с духом дуба, как велят древние обычаи. Я хочу, чтоб ничто здесь не было потревожено, пока пепел моего тела, и дуба, и дома не истлеет и не смешается с мирной землей… не потревожено, – торжественно повторил он, – никакими смертными руками.
Но какое отношение это имеет ко мне? – думал Квинт. Ему было не по себе, горящий взгляд, казалось, проникал в его душу. Петиллий тоже выглядел озадаченным. Регана стиснула руки, дыхание ее участилось, взгляд перебегал с деда на Квинта.
– Что ты хотел найти, Квинт Туллий, когда прибыл в Британию? – спокойно спросил Верховный друид.
– Останки моего прадеда Гая, – после паузы пробормотал Квинт.
Верховный друид встал и взмахнул золотым серпом.
– Останки твоего предка лежат здесь, среди корней дуба.
Квинт схватил ртом воздух. Он глядел на мощный ствол посреди комнаты. Петиллий сделал резкое движение, но Регана оставалась неподвижной – выжидая.
– Этот римлянин, Гай Туллий, осквернил наши святыни. Поэтому тогдашний Верховный друид и возвел здесь твердыню нашей веры, чтобы отвести зло. Что ты сделаешь, центурион, теперь, когда ты это знаешь?
Квинт глубоко вздохнул и взглянул в глаза Конна
Лира.
– Я не вполне понимаю, Верховный друид, но… я изменился, с тех пор, как прибыл в эту страну. Я не оскверню вашу святыню, как по неведению сделал Гай, не потревожу то, что должно покоиться с миром.
Лицо старика смягчилось, обжигающий холод исчез из его взгляда, но он упорно продолжал:
– С твоим предком, центурион, погребено золото друидов – много золота. Ты ведь хотел его, не правда ли?
– Да, – медленно ответил Квинт. – Хотел. Но теперь есть нечто, его я хочу больше.
Он взглянул на Регану и заметил, как радость блеснула в ее глазах.
– Ты хорошо выбрал, – сказал Конн Лир. – И вот что я скажу тебе. Если дух твоего предка блуждал неупокоенным, то больше так не будет. На костре, который поглотит нас обоих, все различия будут стерты – римский захватчик и кельтский верховный жрец вместе войдут в рай, где всегда царит мир.
Замолчав, старик прошел к своему креслу и устало опустился в него. В комнате установилась трепетная тишина. Слезы струились по щекам Реганы. Она встала перед дедом на колени и поцеловала ему руку. Петиллий наконец стряхнул с себя оцепенение и заговорил. По хрипоте, звучавшей в его голосе, Квинт понял, что того обуревают сильные чувства.
– Так и будет, Конн Лир, все, как ты захочешь. Квинт сказал, и я сказал.
Верховный друид медленно кивнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64