– Много лучше. Я уволил Луция Клавдия из армии по инвалидности и отправляю его в Рим. Ты бы видел его лицо, когда я сообщил ему об этом!
– Это наилучший выход для меня!
– Да. Он всегда был неудачником, а я ему, бедняге, весьма обязан. Он хотел повидать тебя, Квинт. Скажи, чтобы тебя перенесли в его палатку.
– Так я и сделаю, легат. – И Квинт решил, что Петиллий, разумеется, сейчас уйдет, но тот не двигался. Он в задумчивости поскреб подбородок, глядя на Квинта.
– Его превосходительство, – наконец вымолвил он, – создал затруднительную ситуацию, будучи уверен, что с мятежом нельзя покончить без ряда акций устрашения. Я-то считаю, что их можно было бы провести жестко, но без кровопролития… По правде, большая часть выживших северо-восточных британцев голодает. Они так рассчитывали захватить наши припасы, что нынешней весной не пахали и не сеяли. Новый прокуратор, Классициан, пытается им помочь, и это приводит Светония в бешенство… Я говорю с тобой откровенно, и ты скоро поймешь, почему. – Петиллий нахмурился, словно припоминая нечто неприятное. – Классициан получил от Нерона неограниченную гражданскую власть, и в силах пресечь некоторые действия губернатора, но сейчас Светоний снова начал преследовать друидов. Если он не может добить британцев в главном, он жаждет, по крайней мере, уничтожить религию друидов – ага, вижу, тебе это любопытно, – добавил Петиллий, заметив, что Квинт приподнялся и дыхание его участилось. – Классициан, будучи типичным римским сенатором с широкими религиозными взглядами вовсе не заинтересован в уничтожении друидов, если они не выказывают прямой враждебности. Однако, они со Светонием пришли к компромиссу – что необходимо провести предварительное расследование, направив миссию мира в таинственную землю на западе, чтобы провести переговоры с Верховным друидом и попросить его о сотрудничестве. Губернатор с прокуратором согласились на том, что экспедицию должен возглавить я, в основном, потому что я выказал некие особые познания о Стоунхендже и Верховном друиде. – Легат сухо усмехнулся. – Я не упомянул, что большей частью мои знания исходят от пылкого молодого центуриона, который был вовлечен в романтическую интригу с участием друидов, да вдобавок забыл самый важный день, проведенный с ними!
– Уже нет, легат! – воскликнул Квинт. – Все вернулось!
– Прекрасно, – сказал Петиллий и встал. – Я беру с собой, по приказу Светония полную когорту, и мы отбываем завтра.
– Завтра… – прошептал Квинт, глядя на свою ногу. – Значит, меня не возьмут… – Разочарование было таким тяжким, что он не мог скрыть его и прикусил губу.
– Завтра, потому что мне необходимо скорее вернуться в Линкольн, и я не могу больше терять времени, и – да, я возьму тебя. Пока ты не сможешь ехать верхом, тебя будут нести в носилках. Это приказ.
– Благодарю, легат! – Лицо Квинта просветлело.
– Никаких благодарностей. – Резко сказал Петиллий. – Тебя включают в экспедицию не из фаворитизма и не из сентиментального желания сделать тебе приятное. Ты отправляешься, потому что можешь помочь Риму. Все романтические надежды, которые ты, возможно вынашиваешь, лишены основания. Более того – они запрещены. Понял?
– Да, легат, понял. – Квинт был совершенно искренен. Верность своему легату, легиону и Риму стала неотъемлемой частью его жизни – и однако, он не мог справиться с мыслью, что почти наверняка снова увидит Регану.
Немного погодя Квинта перенесли в палатку, где лежал Луций. Тот тепло приветствовал его.
– Клянусь Меркурием, Квинт, рад тебя видеть! Слышал, ты сильно страдал из-за ноги… Квинт, легат сказал тебе…
Луций. несмотря на бледность, запавшие глаза и страшную худобу, был полон живости, которой Квинт прежде не замечал в нем.
– Сказал ли легат, что он отсылает тебя домой? – смеясь, переспросил Квинт. – Ты ведь этого и хотел?
– Этого я и хотел, – повторил Луций. Глаза его сияли. – Кто может желать чего-то иного?
– Ну, я, например, – мягко сказал Квинт, – и это довольно удачно, поскольку мне предстоит служить здесь еще много лет. Но, честно признаюсь, я начинаю любить эту страну. В ней много красоты, когда умеешь понять ее.
Луций фыркнул почти на прежний манер.
– Тогда счастливой жизни со страной и с армией, я же прощаюсь с ними навеки. Петиллий сказал, что он напишет моему отцу, и все будет в порядке. – Он сделал паузу, но, поскольку Квинт, от которого явно ожидались поздравления, отмалчивался, Луций покраснел, отвернулся и в замешательстве облизнул губы. – Надеюсь, ты забудешь все… все, что я… что здесь случилось. Квинт, я тебя очень люблю… и восхищаюсь тобой. И так было всегда.
Квинт покраснел в свою очередь. Он быстро сжал исхудавшую руку Луция.
– Не валяй дурака, – грубовато сказал он. – Мы оба натворили кучу глупостей, с тех пор, как пришли сюда; я буду скучать по тебе. – Откашлявшись, он добавил: – Луций, я хочу попросить оказать мне услугу, когда отправишься в Рим. Сделаешь?
– Конечно.
– Отвези письмо моей матери Юлии Туллии. Я напишу его вечером, поскольку завтра отбываю на запад с Петиллием. Кроме того я не потратил большую часть своего армейского жалования. И прошу тебя, отвези и его.
Луций кивнул.
– Буду рад сделать это, и буду там за твоими приглядывать. Ты знаешь моего отца… он не лишен влияния, – в голосе Луция проскользнуло былое высокомерие.
– Знаю, – усмехнувшись, ответил Квинт. – И может, когда-нибудь попрошу тебя использовать это влияние, чтобы помочь маме и Ливии перебраться сюда, ко мне.
– Благой Юпитер! Ты им такого не сделаешь!
– Когда-нибудь… возможно… – тихо сказал Квинт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64