– Петрухе, – ласково сказала Гюльчатай.
Сухов походил по комнате, стараясь не глядеть на красавиц. Затем напустил на себя строгость и рубанул по воздуху рукой.
– Товарищи женщины! Революция освободила вас. Вы должны навсегда забыть свое проклятое прошлое как в семейной жизни, так и в труде. У вас нет теперь хозяина. И называйте меня просто – товарищ Сухов… Вы будете свободно трудиться, и у каждой будет собственный муж…
Сухов посмотрел на Гюльчатай, которая, как и все остальные, внимательно слушала его, сказал: – Переведи!
Гюльчатай повернулась к женщинам, «перевела»:
– Господин очень сердит на нас!.. Он сказал, что всех нас разгонит по отдельным мужьям и заставит работать.
Женщины испуганно уставились на Сухова.
– Переведи еще… – он поднял палец, обращаясь к Гюльчатай. – Сейчас вы пообедаете, потом отдохнете, а через два часа… – он взглянул на свои часы-будильник, – выходите строиться! Есть небольшая работенка…
Саид шагом ехал по пустыне, клоня голову от горьких дум; казалось, он дремлет. Нет – он тосковал по дому, по своим родным… Он думал о семейной усыпальнице, где осталась его сестра, лежащая на каменной плите.
После того как его откопал Сухов и они расстались, Саид заторопился к своему дому. Постоял, глядя на пепелище, прощаясь со всем, что было дорого ему… Потом поднял на руки своего убитого отца и отнес его в гробницу Он опустил его в единственный пустой саркофаг, который стоял рядом с могилой матери. Искендер задолго до смерти приготовил его для себя. Саид, заплакав, помолился над ним, а затем опустился на колени у изголовья сестры. Лицо ее было спокойно и свежо, как будто она уснула ненадолго и вот-вот проснется.
Саид простоял на коленях до утра, молился, просил прощения у отца и сестренки, сокрушаясь, что не смог защитить их…
…Сейчас, двигаясь на коне, Саид вновь увидел, как уходила банда Джевдета за горизонт, оставив его подыхать закопанным в горячий песок… Не будет прощения Джевдету! Саид отыщет его, чтобы исполнить свой долг.

Сухов, Петруха и все девять женщин гарема разом навалились на баркас, стоящий на берегу моря с подсунутыми под него валками.
– Раз, два… – командовал Сухов.
– Взяли! – подхватывал Петруха.
Баркас общими усилиями чуть сдвинулся в сторону воды, скрипя валками.
– Раз, два… Барышни! – напрягался Сухов, багровея.
– Взяли! – подхватывал Петруха, и с ним вместе женщины тоже кричали: – Взяли!
Баркас сдвинулся еще на вершок – Петруха и Сухов вытерли лбы; их спины были темными от пота.
– Товарищ Сухов, – крикнула Гюльчатай, – твои жены устали!.. Что кричать – «ешбаш» или «перекур»?
– Я же объяснял, – сказал Сухов, – «шабаш» кричат, когда конец работе, а «перекур» – если отдохнуть.
– Перекур! – звонко закричала Гюльчатай.
– Отдохни, – сказал ей Петруха. – Здорово устала?
– Я не устала. Петруха… рязанский, – улыбнулась девушка.
– Еще бы человек пять мужиков, – вздохнул Петруха.
– Десять лучше, – подхватил Сухов. – А еще лучше – пяток лошадей!.. Ничего не поделаешь – придется покряхтеть. Спустим баркас – и в море… Там нас никто не достанет.
– Надорвутся с непривычки, – проговорил Петруха.
Женщины, воспользовавшись передышкой, сразу же присели в тени баркаса.
– Петруха все косился на Гюльчатай, которая глядела в морскую даль, подставляя лицо ветру с моря.
– Я посмотрю мотор, а ты пока сходи туда, – Сухов указал Петрухе в сторону дома, стоявшего на берегу в полуверсте от них.
Дом был белого цвета, окружен деревьями и глухим дувалом, тоже белым.
– Раньше это царская таможня была… Узнай, кто там сейчас. Вроде мелькнул кто-то, – добавил Сухов.
– Есть узнать, кто там сейчас! – бодро ответил Петруха и направился в сторону дома, закидывая винтовку за плечо.
Сухов полез на баркас, громко затопал там ботинками по дощатой палубе, потом раздался скрип отворяемой в рубку двери.
Он проверил, как слушается штурвала перо руля, и спустился в машинное отделение, громыхая по железной лесенке, ведущей вниз.

Жилье, к которому приблизился Петруха, показалось ему необычным. В выжженном солнцем Педженте совсем не было зелени; здесь же из-за высокого дувала выглядывали густые деревья, свешиваясь ветвями наружу; в кронах, перекрикиваясь, порхали какие-то птицы, переливаясь сине-зелеными перламутровыми перьями.
Огромные ворота с массивными металлическими кольцами были на запоре, а на окнах и ставнях дома висели замки.
Петруха обошел дом-крепость со всех сторон, но нигде не нашел лазейки, чтобы пробраться хотя бы во двор. Тогда он, повесил на плечо винтовку, прыгнул с разбега, ухватился за верх дувала, подтягиваясь на руках…
Осторожно приоткрылась одна из ставен, и показались огромные усы и дуло револьвера.
Перекинув ногу через забор, Петруха спрыгнул в сад.
Что-то зашуршало, зашлепало, сбив фуражку с его головы – это пронесся над ним разноцветной радугой потревоженный павлин. Ярко оперенная птица опустилась на навес в глубине двора; там же Петруха увидел квадратный бассейн и, приблизившись, заметил в глубине зеленой воды плавающих осетров.
Парень вытер вспотевший лоб и разглядел у противоположного дувада барашков, пощипывающих травку.
Стараясь не шуметь, он поднялся по каменной лестнице, ведущей на террасу второго этажа. На двери висел амбарный замок.
И снова одна ставня, на этот раз из тех, что выходили во двор, чуть приоткрылась и показались те же усы и револьвер.
Петруха, решив, что в доме никого нет, хотел было выбраться со двора. Сделать это было нетрудно, так как лестница на террасу шла возле дувала; но только он повернулся, как сверху из окна раздался тихий голос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61