Бережно поставив Анью на землю среди усы­панных цветами кустов, жрец тотчас же удалился, и девушка поняла, что он не хочет продолжения. Однако, охваченная пожаром желания, она реши­ла отбросить девичью стыдливость и снова очаро­вать его, заставить забыть обо всем. Боясь упустить столь редкую возможность побыть наедине с че­ловеком, в котором для нее заключался весь мир, девушка расстелила плащ на зеленом ковре из травы. Сердце ее отчаянно колотилось после не­давних событий, и она опустилась на плащ.
В быстро сгущавшихся сумерках, стоя за заве­сой из жимолости, Ивейн глубоко дышал; он пред­ставлял себе мрачные волны холодного Северного моря, пытаясь остудить жар огненной, словно рас­плавленный металл, крови, пульсировавшей у него в жилах. Жрец снял с ветки рог для питья. Впервые в жизни ему захотелось, чтобы он был наполнен чем-нибудь покрепче, чем родниковая вода. Затем, подобрав небрежно брошенное на землю зеленое платье, он шагнул сквозь кусты – и обмер.
– Ты рискуешь, малышка.
Без сомнения, Анья была невинна, однако она вовсе не выглядела малышкой, когда лунное мерцающее сияние в ласковом поцелуе касалось ее белоснежного тела, свободно раскинувшегося на темном плаще. Ни целые погреба с элем, ни океан ледяной воды не смогли бы погасить его страсти к ней.
– Я не малышка, хотя ты хотел бы, чтобы я была ею. – Анья вздрогнула от горестной истины собственных слов. – Ты боишься, а потому и желал бы видеть меня такой, но я ничего не боюсь.
Словно для того чтобы доказать ему это, она гибко изогнулась в извечном бессознательном женском порыве и тихонько пробормотала:
– Ивейн… Поцелуй меня еще раз!
Юноша изо всех сил стиснул зубы при виде зеленых глаз, потемневших, затуманенных от не­изведанных, новых желаний, при виде нежных припухлых губ, словно зовущих, манящих его, но он все еще сдерживался. Было бы безрассуд­ством позволить себе снова вкусить от неземного блаженства, сладчайшего из плодов, воспомина­ние о котором будет преследовать его до конца жизни, а быть может, и за ее пределами.
Опасаясь, что его колебание погубит все, Анья взяла руку Ивейна, притянула его к себе и, обхватив его широкие плечи, шепнула ему на ухо, задыхаясь:
– Пожалуйста!
Ей было нелегко сломить закаленную волю жреца, если бы сам он не жаждал этого так же страстно. Ивейн отдался во власть ее чар. При­жавшись губами к лепесткам ее губ, чуть разд­вигая их языком, он говорил себе, что упьется лишь этим единственным, только этим, беско­нечным, нескончаемым поцелуем.
Пьянящий аромат жимолости окутывал их. Анья, пылая, притягивала Ивейна ближе, пока он не отдал ей всю тяжесть напрягшегося мускулис­того тела и все томление жаждущих губ. Эти дары она приняла с такой неистовой, исступлен­ной готовностью, что Ивейн чуть не забыл о своих благородных намерениях.
Только могучее самообладание жреца помогло Ивейну – несмотря на напрягшееся до боли тело и лихорадочный жар в крови – высвобо­диться и встать.
Анья ощутила себя покинутой и униженной тем, что юноша так легко обрел власть над собой, тогда как она страдала от мучительной опустошен­ности. Это напомнило ей, что Ивейн, в отличие от нее, имеет опыт в подобных делах. От этой мысли она расстроилась еще больше. Прижав руки к груди и трепеща от стыда, девушка опустила глаза, крупные слезы покатились у нее по щекам.
– Прошу тебя, не набрасывай на себя ниче­го. – В низком, глубоком голосе Ивейна была вся нежность этого теплого летнего полуночного часа. Анья невольно взглянула на прекрасного юношу, стоявшего, возвышаясь над ней. – Подожди. – Ивейн чуть было не коснулся шелковистых волос и нежной атласной кожи. Чуть было… – Дай мне еще хоть немного полюбоваться тобой, и пусть тебя утешает, что это все, что я смею себе позволить.
Уже произнося это, Ивейн понял, что девушка, с глазами, как изумрудные колодцы, до краев наполненные страданием, найдет в этом не боль­шее утешение, чем он сам.
–Разве ты не желаешь меня? – Ее нежный голосок зазвенел от разочарования.
Горькая усмешка скользнула по губам Ивейна. Он ничего не ответил. Вопрос ее только доказы­вал, до чего она невинна, ведь признаки его страсти были слишком заметны, их нельзя было скрыть. И вновь его синие, пылающие огнем глаза сколь­знули по тонким, шелковистым, сияющим волосам Аньи, спутанными локонами обрамлявшими ее за­литое легким румянцем лицо и белоснежную на­готу ее чудного тела. Зрелище это было столь со­блазнительно, что грозило сломить его могучую волю. Ивейну отчаянно захотелось еще раз кос­нуться ее, но он не шелохнулся. Напротив, чтобы избежать искушения, он еще крепче стиснул узе­лок с ее платьем. Но взгляд его не был столь скован и скользил по ней медленно, дюйм за дюймом, словно желая навеки запечатлеть этот образ, еще более чарующий и опасный, чем тот, что предстоя перед ним прошлой ночью.
Анья затрепетала, пронзенная этим властным и жаждущим взглядом.
– Ты мог взять меня. – Она смахнула слег зинку, подумав о своей безнадежной любви. – Я твоя, так было всегда и так будет.
– Нет. Этого не может произойти – никогда. Я всего лишь воспоминание твоих младенческих лет, и оно растворится, растает в прошлом. Придет день, и ты будешь принадлежать другому мужчине, станешь его женой и матерью его детей. – Слова, пусть даже и справедливые, жгли язык Ивейна горечью сожаления. – Я дол­жен оставить тебя нетронутой для него.
–Я никогда не смогу принадлежать другому. – Спокойно, не повышая голоса, Анья решительно отвергла то будущее, которое нарисовал для нее Ивейн. – Если я не буду твоей, я останусь одна до конца своей жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82