Ник обнял ее, и они обменялись ошеломленными взглядами.
Старуха сунула мушкет под мышку и посмотрела на тело Людвига свирепым взглядом.
— Я велела тебе убить шпионку, а не Веллингтона. — Она повернулась и гордо пошла к двери. — Сукин ты сын, чокнутый.
Ник обвил рукой талию Джорджианы, они вышли из-за саркофага и подошли к телу Людвига. — Джорджиана взглянула на кровь, забрызгавшую пол, и отвернулась. Ник встал между ней и покойником. Пальцы его приподняли ее подбородок. Она подняла глаза и увидела его взгляд, полный нежности и удивления. Его волосы блестели в свете свеч, глаза горели синим огнем.
— Ты встала перед пулей, которая предназначалась для меня.
— Дочерей герцогов учат быть смелыми.
— Они всегда рискуют жизнью из-за обыкновенных воров? — Голос его стал ласковее, что усилило ее тревогу.
— Постоянно.
— Я тебе не верю. Она кашлянула:
— Бедный Людвиг.
— Проклятый Людвиг. Он хотел убить нас. — Ник начал приближаться к ней.
Джорджиана отступила:
— Вам не кажется, что род Трешфилдов поражен душевной болезнью?
— Готов биться об заклад, что это так.
Ник упрямо продолжал идти на нее. Джорджиана отступила к стене и, стукнувшись об нее головой, попыталась уйти в сторону, но его рука загородила ей дорогу. Она кинулась в другую сторону, но другая его рука остановила ее. Он наклонился, так что его губы почти касались ее губ.
— Скажи, голубка, — выдохнул он.
— Что?
— Скажи, почему ты рисковала из-за меня своей жизнью?
Она была окружена им. Ее дыхание было его дыханием, кожа ее горела его теплом.
— Почему? — прошептал он и коснулся губами мочки ее уха. Джорджиана охнула и выпалила:
— Я не могла допустить, чтобы вы умерли. Пожалуйста, Ник, я хочу уйти из этого ужасного места.
— Не уйдешь, пока не скажешь мне почему.
Кровь на полу и страшная мысль о том, что он мог умереть, заставили ее крикнуть:
— Я люблю вас! Вот. Вы удовлетворены? Я люблю вас. А теперь пустите меня.
Она с силой толкнула его обеими руками и почувствовала острую боль. Она вскрикнула и схватилась за бок. Ник отступил, и они посмотрели на кровь, просочившуюся через корсаж ее платья. Джорджиана подняла на него глаза, увидела его встревоженный взгляд и слабо улыбнулась.
— О Господи!
Ник подхватил ее в ют миг, когда ноги ее подкосились. Приступ головокружения заставил ее закрыть глаза. Она уронила голову ему на плечо и услышала, как он выругался и выбежал с ней из гробницы. Она поплыла по какому-то темному пространству, наполненному тошнотой и болью, слыша как бы издалека его голос, повторявший:
— Держись. Держись, голубка. Держись.
20
«Держись, держись». Ник мысленно произносил эти слова, когда с Джорджианой на руках поднимался по лестнице в рабочую комнату. Она подставила себя под пулю, предназначенную ему. Сознательно. Она рисковала своей жизнью. Это означало, что его жизнью она дорожила больше, чем своей собственной.
Он никогда не был так смущен, потому что такое с ним случилось впервые. В прошлом обычно он сам спасал людей — свою мать, сестру, даже Джоселина. А теперь Джорджиана спасла его, и он не знал, что думать.
Смахнув книги и бумаги со стола в рабочей комнате, он осторожно положил ее на стол, взял подсвечник и поставил его возле Джорджианы, прижавшей руку к ране. Она лежала тихо, кусая нижнюю губу. Глаза ее были закрыты.
— Держись, голубка. Убери руку, я посмотрю, что там у тебя.
Она осторожно отняла руку от раны. Подавив страх перед тем, что он мог увидеть, Ник поднял разорванные края корсажа. Пуля прошла сквозь плоть между двумя ребрами, но рана была неглубокой. Он вздохнул с облегчением, достал платок и осторожно накрыл им рану.
— Она ужасная? — спросила Джорджиана дрожащим голосом.
— Нет, голубка. Всего лишь царапина. — Он наклонился и поцеловал ее в губы, заставив ее открыть глаза. Они блестели невыплаканными слезами.
Она сморщилась:
— Царапина. Как хорошо.
— Ты не очень хорошо выглядишь, голубка. Отдохни немного, а потом я отнесу тебя в твою комнату и позову врача.
Ему не понравилось то, что она вдруг сильно побледнела, а когда она начала тихо плакать, он забеспокоился.
— Что случилось?
— Бедный, бедный Людвиг. Бедный Трешфилд. Если бы он не выдумал эту сказку о том, что он отдаст коллекцию мне, то они бы не… они бы не…
— Черт возьми, этот старый лжец сам виноват, а Людвиг едва не убил нас!
— Где леди Августа?
— Сбежала, голубка. А теперь помолчи. — Она сумела подавить слезы, но сморщившись, сказала:
— Вы все правильно говорили.
— О чем?
— Перила на балконе, кабриолет. Все это не было случайностью.
— Правильно, голубка, но мы, возможно, уже никогда не узнаем, приложил ли Людвиг к этому руку. Лично я по-прежнему считаю, что за все эти маленькие инциденты должен нести ответственность чертов Эвелин Хайд. А это значит, что теперь можно ни о чем не беспокоиться, так как этот ублюдок получил свой титул.
Прикусив губу, Джорджиана с трудом удержала подступившие слезы.
— Можем не беспокоиться.
— Слушай, голубка, я же сказал, чтобы ты помолчала. Ты только расстраиваешь себя разговорами.
Ник сжал ее руку. Потом он нашел кувшин с водой, попробовал воду, опасаясь, что Людвиг мог отравить ее, как и вино, налил стакан и принес Джорджиане. Он помог ей поднять голову и поднес стакан к ее губам. Она сделала несколько глотков, потом оттолкнула стакан и опустила ресницы, так что он не видел ее газ.
— Не беспокойтесь, мистер Росс. Я не собираюсь извлекать выгоду из этого положения. Вам не придется жертвовать собой потому, что я имела глупость получить ранение.
Он поставил стакан и сдвинул брови.
— Что ты имеешь виду под словами «жертвовать собой»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75