Пальцы ее коснулись холодного металла кольчуги, которую королева надела на себя этим утром после прочтения одного из последних памфлетов, призывавшего всех добропорядочных граждан свергнуть ее с престола. Вскоре после ухода отца Нору позвали прислуживать королеве, но, чувствуя себя глубоко несчастной, девушка никак не могла полностью сосредоточиться на своих обязанностях.
— Всех их подбивает на подобные богомерзкие поступки эта дочь греха, — сказала Мария и бросила памфлет, который держала в руках, на пол. Положив после этого ладони на свой раздувшийся от водянки живот, она выругалась и вновь поникла в кресле. — Что беспокоит тебя, девушка? Твой нос совершенно красный и глаза опухли. Ты знаешь, я не выношу подле себя больных. Мне надо помнить о ребенке.
— Я не больна, Ваше величество.
— Тогда в чем дело? Ты что, плакала? Почему? Ну-ка, признавайся, Нора. У меня достаточно своих горестей, чтобы еще волноваться по поводу моих фрейлин.
Не отрывая глаз от пустой чашки в своих руках, Нора еле слышно проговорила:
— Ничего важного, Ваша светлость.
— Ерунда! Ты явно чем-то расстроена, и я хочу знать чем. Сейчас же скажи мне об этом.
— О, Ваше величество, меня заставляют выйти замуж за Персиваля Флегта. — Начав говорить, онабыла уже не в силах остановиться. — Я знаю, что дочь обязана повиноваться своему отцу, но… но Персиваль Флегг?
— А чем тебе не нравится Флегг? Я видела его на днях. Весьма привлекательный мужчина.
— Но, Ваше величество, все говорят, что он больной.
— Господи, это не двор, а какой-то рассадник слухов. Флегг самолично уверил меня, что все эти сплетни распускают Говарды, ненавидящие его как сына истинной церкви. Я сама могла убедиться, что нос у него в полном порядке, да и остальные части тела тоже. Успокойся, Нора, тебе совершенно не о чем тревожиться.
Поставив чашку на буфет, Нора тяжело вздохнула. Королева развеяла лишь малую толику обуревавших ее страхов. А что, если Персиваль Флегг, увидев ее раздумает на ней жениться? Не слишком привлекательная, не обладавшая большим умом, как она могла надеяться на то, что сможет вызвать в ком-то восхищение и любовь?
— Опять кислая мина, — воскликнула королева — Клянусь распятием, Нора, я рада, что ты идешь сегодня на банкет к Риверсам. Это тебя немного развеселит.
— Я так не думаю, Ваше величество.
— А почему нет? Перестань кусать губы и выскажись яснее, девушка.
— У меня такой невзрачный вид, Ваше величество. Я выгляжу настоящей мышкой.
Королева что-то проворчала себе под нос и уже громче сказала:
— Послушай, Нора. Это правда, что от природы женщины являются орудием Дьявола, а не Бога. Но если девушка добродетельна, послушна и умна, нет никакой причины ей не быть также и красивой. Господь рад красоте, посвятившей себя трудам в Его славу.
— Вы так считаете, Ваше величество?
— Мой отец говорил об этом постоянно. А он, как-никак, был великим королем Гарри.
Мгновение Нора обдумывала эту мысль. Если так полагал даже великий и грозный Генрих VIII, то не ей подвергать это сомнению. Осмелев, она сказала:
— Мне хотелось бы несколько изменить свой наряд для банкета. После него состоится еще представление в масках, и герцогиня Саффолк говорит, что мое платье более годится для похорон, нежели для веселого праздника.
— Ступай, глупышка. Моя добрая Фрэнсис знает, что подходит женщине. Если она говорит, что твоему наряду чего-то недостает, то так оно и есть. Я пошлю тебе свою белошвейку.
Несколько часов спустя Нора стояла перед королевским зеркалом в полный рост, придирчиво изучая результаты собственной смелости. На ней был наряд, переделанный из старой одежды матери. Белое шелковое верхнее платье плотно облегало грудь и руки, расширяясь от талии к низу. Разрез спереди позволял видеть нижнюю юбку из черного шелка, украшенную, как и платье, жемчугом. На голове был такого же цвета чепец, и прикрепленная к нему сзади небольшая белая вуаль резко контрастировала с ниспадавшими из-под нее черными кудрями.
Единственное, что продолжало смущать Нору, был вырез. Он был по-модному низким, но тонкий черный батист шемизетки полностью закрывал грудь и шею. Решившись, она попросила белошвейку подправить шемизетку, и через несколько мгновений та скрылась за вырезом платья. Холодок, который Нора мгновенно ощутила на обнаженной груди, говорил ей о том, что наконец-то она была не только хорошо, но и модно одета. Девушка вздохнула. Черный батист шемизетки, выглядывавший из-под длинных рукавов верхнего платья, не придавал ей большой уверенности. Она чувствовала бы себя намного спокойнее, если бы все было наоборот: ворот шемизетки натянут до самого подбородка, а руки обнажены.
Камеристка прервала грустные размышления Норы, протянув ей шкатулку с монограммой Марии на крышке. Нора открыла ее и ахнула, увидев внутри изумительной красоты жемчужное колье с подвеской из неограненного рубина посередине — Мария редко надевала это украшение, которое когда-то забрал у ее матери король Генрих, чтобы преподнести его будущей матери Елизаветы.
— Королева велела сказать вам, — подала голос камеристка, — что эти жемчуга должна носить леди, обладающая красотой и добродетелью.
С ее помощью Нора надела на себя роскошное колье. Рубиновая подвеска легла прямо над ложбинкой между ее грудей, а нити жемчуга закрыли плечи, наполовину исчезнув под платьем.
Нора в изумлении посмотрела на свое отражение в зеркале.
— Да я красива!
Камеристка глядела на нее как на дурочку.
— Конечно, миледи.
Залившись краской, Нора сцепила пальцы и мысленно выругала себя за тщеславие. Разве отец не говорил всегда, что женщины греховны от рождения?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126