Он запустил пальцы ей в волосы.
— Я люблю твои волосы, твой прекрасный нос, полные губы. — И он поцеловал ее, едва прикоснувшись к губам, но все же страстно. Потом отстранился и заглянул в ее глаза. — Насколько я могу судить, все лучшее досталось тебе от матери, я не нахожу в тебе ничего от Эдмунда.
— Я должна рассказать тебе о своей матери.
— Что тут можно сказать? Только то, что она наверняка не была рабыней. Ни одна женщина, способная дать жизнь такой смелой и страстной натуре, как твоя, никогда не считала себя чьей-то рабыней.
Грейс смотрела на него во все глаза и не могла даже вздохнуть. Он знает. Знает, но любит ее. Любит не вопреки тому, кем была ее мать, а отчасти именно из-за этого! Она и подумать не могла, что так будет, никогда на это не рассчитывала и не надеялась, что такое возможно. Тем не менее слово было произнесено.
— Я тоже люблю тебя, Джайлз. Ты добрый, мягкий, щедрый и душевный…
Он снова засмеялся:
— Одним словом, настоящий пират! Мне повезло, что судьба послала на моем пути эту плантацию.
Грейс не поняла последнюю фразу, но и не особенно в нее вникала. Она притянула его к себе, их воссоединение обернулось лихорадочным сплетением рук, горячими, торопливыми поцелуями, общим дыханием. Грейс больше не чувствовала привычного страха. Общение с Фейт и Энкантадорой научило ее, что бояться нечего. Она узнала, что можно выдержать даже соединение с чужим человеком, ас настоящим возлюбленным оно просто прекрасно. В этот волшебный день она была счастлива, что первое ее миновало, и всей душой стремилась испытать второе.
— Клянусь, я не причиню тебе боли, только ту, без которой не обойтись, — тихо говорил ей Джайлз.
— Я знаю, — ответила Грейс и улыбнулась. — Сначала немного больно, а потом — раз, и все, — повторила она слова Энкантадоры и щелкнула пальцами.
— Что? — не понял Джайлз.
— Поцелуй меня.
Дважды просить ей не пришлось. Джайлз обнял ее, и когда Грейс сделала то же самое, притягивая его все ближе, в сердце моряка поднялась волна такой радости, что он едва не задохнулся. Ее мягкие жадные губы раскрывались навстречу его поцелуям, заманивая его язык. Он не мог объяснить этой перемены, но и не слишком задумывался. Имели значение лишь жар и влага ее языка, ее пальцы, вплетенные в его волосы, и общее, все ускорявшееся дыхание.
Грейс казалось, что в глубине ее существа что-то плавится. По всему телу распространялась волна нестерпимого жара, воспламеняя каждую клеточку. Груди ее отвердели и подрагивали в предвкушении его прикосновений. Джайлз угадал это желание в глазах жены. Одну свою руку он держал на талии Грейс, другую положил на жесткую выпуклость корсета. Грейс нетерпеливо прижала его ладонь.
Джайлз отстранился.
— Ужасный цвет, — хрипло проговорил он. Грейс удивленно вскинула глаза. — Платье, серый тебе совсем не идет.
Грейс смущенно покраснела. Диего раздобыл ей несколько нарядов, но она, разумеется, не имела возможности выбирать ни цвет, ни фасон. Как только появится возможность, она наденет то, что будет по вкусу Джайлзу.
— Какой цвет ты предпочитаешь?
— Золотой.
Грейс задумалась, похоже, у нее не было платьев такого оттенка.
Секунду Джайлз наблюдал за промелькнувшей в ее глазах мрачной тенью. Ему нравилось угадывать мысли Грейс, которые так отчетливо отражались на ее лице, словно он читал открытую книгу.
— Тот цвет, в который одел тебя Бог. Вот я о чем.
— Мне кажется, он меня убивает. С таким цветом кожи и волос… О! — И она покраснела еще гуще.
— Если ты не хочешь…
— А ты хочешь?
У Джайлза от одной этой мысли заколотилось сердце.
— Да, очень.
— Сегодня я стану твоей.
— А я — твоим.
— Значит, мы равны, и я думаю, будет честно… — И она потянула за рукав его рубашки.
Джайлз усмехнулся:
— Наверное, мне надо сначала помыться. Я весь вспотел, сначала догоняя тебя, потом убегая.
— Нет! — запротестовала Грейс. Ее не отталкивал запах его пота, а, наоборот, странно возбуждал.
Корсет ее платья был зашнурован спереди, пальцы Джайлза просто летали, расшнуровывая его. Когда их руки случайно встречались, Грейс чувствовала, как твердеют ее соски. Сейчас ее ничуть не волновала мысль, что он слишком уж ловко управляется с платьем, в чем явно сказывался немалый опыт. Она лишь радовалась, что хоть один из них знает, как надо действовать. Как только платье упало на пол и она через него переступила, Джайлз тоже потянул с себя рубашку.
— Нет! — снова запротестовала Грейс. — Если ты развернул свой подарок, то я тоже хочу развернуть свой.
Он взял ее ладони в свои, повел Грейс к кровати и сел, чтобы ей легче было снять с него рубашку. Она просунула ладонь под рубашку, провела рукой по его плечам, чуть подвигала ею, чтобы волоски на груди пощекотали ей кожу, наконец ухватилась за рубашку и стянула с него через голову. Джайлз положил ей руки на бедра, а Грейс гладила твердые мышцы на его плечах и груди. Потом он протянул руку, поднял ее рубашку так, чтобы она смогла сесть к нему на колени, обхватив его бедрами, как всадница.
Они снова поцеловались, язык знакомился с языком, руки изучали тела друг друга. Джайлз развязал тесемки рубашки и спустил ее на талию Грейс, его восхищенному взору открылись золотисто-медовые груди.
Лицо Джайлза так загорело, что в полумраке каюты Грейс казалось, будто у них один и тот же цвет кожи. Его торс был немного светлее, но только чуть-чуть. Наверное, он часто работает без рубашки, решила она. Джайлз приподнял голову, коснулся губами ее сосков. Глубоко вздохнув, Грейс откинула шею, отдаваясь во власть его поцелуям.
Губы Джайлза ласкали гладкую, как атлас, кожу Грейс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102