Произошел несчастный случай…
— Кевин, — устало попросила Миген, — я хочу возвратиться домой. Может быть, вы поищете мою накидку…
Приободренный, Браун бросился искать слугу. Лайон посмотрел на Миген:
— Как ваша рука?..
— К черту руку! Мне не нужна ваша забота. — На ее бледном личике сверкали темно-фиалковые глаза. — Запомните, мистер Хэмпшир, если вы надеетесь надоедать мне в будущем, то знайте: я никогда не урегулирую дело на ваших условиях. Вы не можете купить меня для вашего удовольствия, как загородное поместье. Если у вас еще остались захороненные под вашими тщеславием и амбициями хотя бы остатки благородства, то вы оставите меня в покое.
В библиотеку снова ворвался Браун, держа в руках разорванную накидку, в которую тут же укутал Миген. Она вышла из библиотеки, даже не оглянувшись. Когда Браун и Миген покидали через парадную дверь дом Лайона, как раз подъехал выкрашенный в черный и зеленый цвета фаэтон.
— По меньшей мере вы можете утешиться тем, что девчушку спас кучер и что она не заняла предназначенное ей место в постели Лайона, — сардонически заметил пассажир кареты.
— Маркус, мне не нужна ваша жалость, — завизжала его спутница. — Сегодня вечером меня превратили в идиотку, и все это по вашей вине.
— Не считаю возможным возлагать всю вину на меня. Но, будучи джентльменом, я принимаю ваше обвинение. — В его желтых глазах блеснула ирония и нечто еще, что заставило Клариссу похолодеть. — Не раздражайте меня, моя дорогая. И знайте, я вовсе не собираюсь так легко сдаваться.
Глава 18
В особняке Бингхэмов все слуги уже с рассвета были на ногах, готовясь к первому весеннему званому приему в этом роскошном доме. Однако Энн и Присцилла не поднимались до полудня.
Готовя для них завтрак, Брэмбл, как всегда, ворчала. Что касается Миген, та была занята собственными мыслями и поэтому едва ли слышала повариху и даже не заметила, что на врученном ей серебряном подносе сегодня в два раза больше горячего шоколада и кондитерских изделий.
После обеда у Шиппенов и сделанного ей Лайоном предложения миновала неделя. Миген удавалось избегать встреч с Лайоном и отвлекать себя работой. Сейчас, неся поднос вверх по длинной лестнице, девушка почувствовала болезненную пульсацию в начавшей заживать руке, напомнившую о вечере, который она так отчаянно старалась забыть.
Ночами Миген позволяла себе вспоминать о радости прикосновений Лайона. Она, конечно, понимала, что тем самым потакает своей слабости и обрекает себя на долго сохраняющуюся боль. Но блаженство воспоминаний было так сладостно! А грусть после них так горька…
Миген прошла мимо нескольких пьедесталов с установленными на них бюстами и статуями. Дверь в апартаменты Энн была рядом с седьмой статуей, у которой Миген перевела дыхание. До минувшей ночи ей удавалось скрывать рану на руке от всех, кроме Брауна и Смит. Перевязку она меняла с помощью Смит, но Лайон явно не доверял той и прислал доктора Раша.
Когда известный врач появился у парадного входа, любопытная Энн Бингхэм лично проводила его в крыло для слуг.
Доктор был тактичен, дипломатично сумев обойти все поставленные умной хозяйкой вопросы. Но после его ухода миссис Бингхэм отбросила осторожность.
Миген — в отличие от других слуг и служанок — ни капельки не пугали властные манеры Энн Бингхэм. Девушка храбро выдержала пристальный взгляд хозяйки особняка и не пожелала удовлетворить ее любопытство. К счастью, в этот момент Присцилла позвала Миген к себе.
Сейчас, когда Миген задержалась у двери с подносом для завтрака, она очень надеялась, что Энн в круговороте подготовки к приему позабыла свои вопросы. Миген постучала, и разговор в комнате затих.
— Войдите, — раздался голос хозяйки. — Нас попросту уморили голодом!
При первом взгляде на личные покои миссис Бингхэм Миген просто оторопела, хотя ей следовало бы догадаться, что эти апартаменты должны быть великолепнее всех других в доме.
Спальня Энн, декорированная белым атласом и тканями всех оттенков синего цвета, представляла собой огромное помещение, господствующее место в котором занимала фантастических размеров кровать, занавешенная сапфировыми портьерами. Открытая дверь из спальни вела в просторный будуар, где камеристка миссис Бингхэм разбирала сейчас шикарные платья.
Сама Энн выглядела в огромной постели очень грациозной и изящной. Она лежала, облокотившись на пухлые подушки из атласа и кружев, в кремовом атласном пеньюаре, обшитом пышными кружевами. До сих пор Миген никогда не приходилось видеть Энн Бингхэм с неприпудренными и непричесанными волосами. Длинные светло-каштановые локоны раскинулись по плечам, делая ее лицо моложе и более ранимым.
У высокого окна висела одна из знаменитых лакированных под японский стиль клеток. В ней красовались три белоснежные птицы, с тоской глядящие на солнечное синее небо. Присцилла в расслабленной позе сидела между окнами и кроватью на покрытой синей и серебряной парчой кушетке.
Миген каким-то образом удавалось игнорировать бывшую подругу. Ей хотелось поскорее удалиться, пока Энн Бингхэм не вздумалось продолжить обсуждение, почему простую служанку пользовал самый известный врач в городе.
Пока Миген разливала шоколад, Энн проницательно смотрела на нее, словно старалась запомнить каждую подробность лица и фигуры странной горничной. Разговор, однако, вертелся лишь вокруг самых обычных любезностей, и вскоре Миген, присев перед обеими дамами в реверансе, со вздохом облегчения покинула их.
С полным ртом крема Присцилла заметила, что на этот раз пирожные не так свежи, как обычно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111