Мужчина осушил четверть доброго кентуккийского бурбона, но говорил вполне связно, давая ей понять, какой обладал выдержкой. Отец не любил пьянства, но раненому такие дозы были, очевидно, нипочем.
Она вытащила вату, которую мать предусмотрительно положила в корзинку. Он одобрительно кивнул.
Следуя коротким указаниям раненого, Саманта сделала в ране надрез и прижала его тампоном. Ей казалось, что оперируемые должны скорее кричать от боли, нежели давать хирургам инструкции, но Толботт знал, что делать, а она – определенно нет. И не только не знала, но и ощутила ужас, погружая скальпель в живую человеческую плоть. Это ей хотелось кричать.
Саманта уговаривала себя, что вынимать пулю – все равно что свежевать белку, но едва удержалась от тошноты при первых же каплях крови. Белки были по крайней мере мертвы к моменту свежевания. И они не могли для устойчивости поддерживать того, кто их резал, такими железными руками. И они не стискивали зубы, подавляя стон и направляя ход операции.
Она готова была разрыдаться, когда скальпель наткнулся наконец на что-то твердое, а Толботт, вскрикнув от боли, потерял сознание. Уже не стесняясь слез, девушка стала освобождать пулю, застрявшую в мягких тканях. Кровь хлестала отовсюду. Саманта почти не видела, что делает. Но она держала эту чертову пулю и чувствовала, что та поддается. Саманта не посрамила клан. Она смогла выполнить задачу.
Вовремя догадавшись промыть пинцет виски, она еще раз раздвинула рану, захватила пулю и выдернула ее.
В конце концов, это ничуть не труднее, чем вынуть занозу. Но от этой мысли слезы отнюдь не иссякли, они уже ручьями катились по щекам. Она смахнула их рукавом и попыталась вспомнить, как промывать и тампонировать разрез. И мать, и Толботт говорили об этом. Крови, похоже, и в самом деле больше, чем при забое свиньи.
Но уже одно то, что раненый жив и грудь его вздымалась от частого дыхания, придавало ей уверенности. Девушка не призналась бы себе, что ей понравилась эта грудь, выпуклая и твердая, непохожая на те, что она видела у других мужчин. И живот его, тоже весь в мышечной броне, напоминал чем-то стиральную доску. Ее взгляд упорно возвращался к завитку волос у пупка, но она продолжала работать, стараясь ни о чем больше не думать.
Рука, которая ее поддерживала, ослабила хватку, когда Толботт потерял сознание, и Саманте не на что было опереться. Она всегда считала, что отец очень силен, но теперь, почувствовав силу этой руки, поняла, что ей просто не с кем было сравнивать. Толботт так вцепился в нее, что ей вряд ли хватило бы сил вырваться, если бы он не отключился. Это был настоящий живой капкан.
Ну, сейчас не такой уж живой, конечно. Одни заботы прошли, появились другие. Она остановила кровь, промыла и перевязала рану, но сознание к нему не возвращалось, а Краснокожего Джо все не было. Что же делать?
Девушка немного подождала. Понаблюдала, как вздымается его грудь. Внезапно, почувствовав зуд по всей коже, она решила сбегать к ручью, чтобы умыться и принести сюда воды. Он все еще лежал с закрытыми глазами, лишь время от времени подрагивали мимические мышцы. Холодной водой она протерла ему лоб, и он опять успокоился.
Глядя на массивные челюсти мужчины, она представила, как он в один присест откусывает ей палец. Нос когда-то ему, видимо, сломали: была заметна горбинка в том месте, где кости немного неправильно срослись. Темные густые брови подчеркивали его суровый нрав, но сейчас во сне он выглядел довольно мирно. Она заметила глубокую царапину над губой и улыбнулась. Может, потому он и не брился?
Но вот, к ее облегчению, снаружи послышался топот копыт. Подхватив ружье, она шагнула вперед и выглянула за дверь.
К хижине приближался пьяный человек с винтовкой, тот самый разбойник, которого она уже видела. Он ехал верхом, стараясь держаться как можно прямее, очень аккуратный с виду – даже волосы его казались смоченными водой и были причесаны. Но похоже, он испытывал не меньшие муки, чем пациент Саманты, правда, по другой причине. Поравнявшись с хижиной, он попытался галантно поклониться и едва удержался в седле. Тем не менее всадник ловко соскользнул вниз и посмотрел на ружье девушки своими красными глазами. Он тоже был небрит. Саманта знала, что вдали от женщин мужчины не заботятся о таких тонкостях. В его длинных светлых волосах мелькала седина, но это ничего не говорило о его возрасте.
– Милая женщина, я мог бы выстрелом выбить оружие из ваших ручек, и вы даже не сообразили бы, что произошло. Не будет ли вам угодно отвести ствол немного в сторону?
Саманта чуть не рассмеялась, но что-то в его глазах остановило ее. Она вежливо опустила винтовку. Краснокожий Джо был едва ли выше ее и скорее жилист, чем широк в плечах. Она могла запросто сбить его с ног, если бы захотела. Его счастье, что не захотела.
– Я могу называть вас мистер Джо?
Он расслабился, и кривая улыбка сделала его почти симпатичным.
– Просто Джо для меня привычней. Ваша матушка – замечательная женщина, а ее кофе, должно быть, сварили на небесах.
Так. По крайней мере он соображает. Саманта отступила в сторону, приглашая его войти.
– Я удалила пулю и перевязала его, но он без сознания.
– Неправда. Можете быть свободны. – Голос Слоан, казалось, исторгался из глубин ада.
Саманта помрачнела, и ей захотелось пнуть его поклажу ногой – но не так она была воспитана. Стерпев его грубость, она сказала:
– Я удаляюсь, ваше высочество. Не трудитесь благодарить меня, – и вышла за дверь, ничуть не рассчитывая на его благодарность.
Когда женщина вышла, Слоан, ощутив молчаливое неодобрение Джо, атаковал первым:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114