Саманта отодвинула поднос, подобрала под себя ноги и сложила руки на коленях.
– Лучше уж сразу сознайся, что ты ограбил банк или убил кого-нибудь, если надеешься так просто от меня избавиться.
Слоан болезненно стиснул зубы.
– Хуже. Я убил, и убил не чужого мне человека.
Я убил собственного сына.
Глаза ее широко распахнулись от ужаса, и Толботт отвернулся. У него не хватало мужества смотреть, как его будущее превращается в пепел.
Глава 42
– У тебя был сын? – Саманта перевела дыхание. Она видела, как плечи человека, стоящего у окна, свело от боли. Слоан застыл как статуя, и казалось, если его толкнуть, он тотчас упадет. Ей не хотелось его толкать, ей хотелось его любить. Но она тут же вспомнила, что ее чаяния никогда не оправдывались.
С минуту Слоан молчал. По всей видимости, ответ дался ему с трудом.
– Я считал, что, как только у нас появится ребенок, Мелинда успокоится. Мелинда же думала, что, имея наследника, я оставлю ее в покое. Поняв, что беременна, она перестала спать со мной. После этого наши отношения совсем ухудшились: я не особенно сдержан и не слишком стараюсь кого-то понять.
Саманта хмыкнула, соглашаясь. Он совсем сгорбился и продолжил, глядя в окно:
– Мы постоянно ссорились. Я думал, причина ее неудовлетворенности – Гарри, и приказал ему держаться от нее подальше. Вместо этого они все время прятались за моей спиной. Не мог же я выбросить ее из дома! Не мог даже шантажировать, и они оба прекрасно знали это. Я запил, чтобы убежать от тревоги и гнева. После рождения ребенка все ненадолго нормализовалось. Отношения с Мелиндой ограничивались постелью, а для души у меня был сын. Я даже подумывал, не купить ли практику доктора, склонного к уединению, и пил уже не так много.
Толботт в конце концов повернулся к ней лицом. За окном темнело, но никто из них не зажег лампы. Саманта не знала, как к нему подойти, если ей вообще это суждено. Слоан любил сына, он не мог хладнокровно убить его.
Саманта молчала. Слоан что-то пробурчал и опустился в кресло, вытянув перед собой длинные ноги.
– Откуда-то приехал Гарри, и Мелинда взялась за прежнее. Ссоры возобновились, она перестала спать со мной. Каждый вечер она объезжала весь город. Сыном же не занималась вовсе. Я снова запил. Мы, наверное, были самыми паршивыми родителями. Однажды я вернулся домой раньше обычного и застал в гостиной полуодетую Мелинду в объятиях Гарри.
Саманта почувствовала омерзение, хотя он уже рассказывал ей о своей жене и ее сводном брате. В таком контексте это звучало еще отвратительнее. Ей захотелось подойти к Слоану, обнять его и сказать, что она никогда не будет такой, как Мелинда, но он даже не смотрел в ее сторону. Безразличная поза, погасший взгляд – лучше не приближайся! И она осталась сидеть на месте.
– Оружие я выучился носить еще в Эдинбурге. Помогал там доктору, который обслуживал самые скверные районы города. Не знаю, почему я продолжал носить пистолет и в Бостоне. Зря, конечно. Я и сам был заряжен гневом и насилием – не стоило заряжать еще и пистолет.
Он пожал плечами и потянулся к стакану с вином.
– Первое, что я сделал, когда увидел их вместе, – это вынул оружие. Гарри тотчас сделал выпад; весьма глупо, но принимая во внимание, как я был пьян, он, должно быть, надеялся перехватить мои руки и почти преуспел. Он отвел мою руку вверх прежде, чем я выстрелил. Пуля ударила в потолок.
Слоан одним глотком опустошил стакан и даже не поперхнулся. А затем закончил безжизненным голосом:
– Аарон спал в кроватке прямо над гостиной. Пуля была уже сплющена, когда пробила его маленькое легкое. Я услышал его…
Первый раз за все это время голос Слоана сорвался, он закашлялся при воспоминании о той ночи. Он схватил тогда Аарона на руки, безуспешно пытаясь остановить бьющую ключом кровь. Он кричал от муки, глядя, как медленно синеет лицо ребенка, и попытки глотнуть воздух становились хрипом. Кричал и плакал несколько часов подряд. Ничто не облегчало боли, и никто не мог вернуть ему маленького сына.
На глаза Саманты навернулись слезы. Она представила себе слезы Слоана. И это определенно был не тот Слоан, какого она знала, когда он наконец, хлопнув руками по подлокотникам, дал понять, что рассказ окончен. Слоан, которого она знала, не плакал. Он хлопал дверьми и всем, чем можно.
На этот раз он смотрел на нее в упор. – Я не мог его спасти. Все, чему я научился и что стоило мне жены, не вернуло бы мне сына. Он умер у меня на руках.
Слезы потекли по щекам Саманты, руки ее задрожали. Она не знала, как облегчить его ужасную ношу вины и горечи, которая давила на него все эти годы. Она не была нежной, теплой женщиной, как мать или сестры, не могла запросто приникнуть к нему и заставить забыть Мелинду и прошлое. Ее устрашала ответственность, которую придется взять на себя, давая ему понять, что она по-прежнему хочет стать его женой. Саманта не умела лечить словами или руками. Она могла разложить костер, охотиться на оленя и управлять лошадью. Но врачевать душевные раны?..
Зато она знала, что значит быть женщиной Слоана. Ни один мужчина не мог заставить ее чувствовать себя женственной и желанной, кроме него. Она знала, как развлечь его, – пусть не знала, как излечить. Может, со временем, если она сумеет отвлечь его на какое-то время, рана затянется сама собой.
У нее не хватало слов утешения, но она в состоянии найти в себе смелость достучаться до его сердца. Он слишком долго оставался один. Она должна была разделить его бремя, если любила Слоана.
Неуклюже, не зная толком, как подойти, Саманта встала с кресла. При первом же ее движении Слоан вскочил на ноги и бросился к двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114