Нетерпеливые крики Доры чуть опять не довели его до самоизвержения. Пэйс поспешно обнажил ее до талии и прижал к себе, давая ей познать, как это бывает, когда голая плоть касается такой же голой плоти. Она стала целовать его плечи, и он задрожал от нахлынувшей страсти. Дора так молода и прелестна. А ему мильон лет. Это, впрочем, не помешало ему пробежаться рукой по ее ягодицам и прижать ее к наболевшему от напряжения месту. Он снова был застегнут и только потерся о нее. Она, конечно, чувствует сейчас, как он возбужден. Пальцы Доры впились в его спину. Пэйс дотронулся до влажного места между ее ног.
– Теперь ты понимаешь, что я хочу делать с тобой, Дора?
Она закусила губу и кивнула. А Пэйс дразнил прикосновениями самую потаенную часть ее тела, и сейчас, казалось Доре, она не выдержит и разлетится на кусочки от одного этого, ввергающего в безумие касания. Мысль, а что же дальше, вдруг ужаснула ее. Но она ведь уже знала, когда он болел, она видела его мужскую плоть. Инстинкт подсказывал, что сейчас произойдет. И она почувствовала укол страха, но бояться было уже поздно. Ведь она же хотела, чтобы Пэйс никуда не уезжал и тем самым спасся от смерти на войне. И если сейчас ей будет больно, она готова за это платить.
Как хорошо он целуется, и Дора жадно отдалась поцелуям, позволяя Пэйсу лишать ее малейшей возможности сопротивляться соблазну, смысл которого теперь был ей полностью ясен.
Он стал ласкать грудь, и Дора задрожала от предвкушения, но Пэйс все целовал, и она уже стала задыхаться и желала одновременно, чтобы поцелуй никогда не кончался. Когда он стянул с ее ног последние покровы и ветерок заиграл ее обнаженной плотью, вот тогда она поняла, наконец, что с ней происходит.
Она стала частью земли, травой, и листьями, и ветром. Совсем голая, впервые в жизни ничем материальным не защищенная, она отдавала свое неприкрытое естество единственному человеку, который знал ее наизусть. И это сознание наполняло Дору чувством свободы и радости. Дора прижала к себе Пэйса как можно теснее.
То, что он с ней делал, уже не имело особого значе­ния после всего свершившегося. Она поощряла его поцелуями и движениями рук и ног. А он с жадностью откликался и ласкал ее, пока девушка не доверилась ему окончательно. А затем последовал удар, заставивший ее вскрикнуть.
Сначала она не поняла, что с ней. Все сказала горячая, напряженная плоть Пэйса, проникшая в ее тело. Ее изумило ощущение абсолютной наполненности им. Было больно, но боль несла с собой невыразимое удовлетворение. А потом боль исчезла, заменившись чем-то иным, что было ей так необходимо, но чего она никак не могла обрести. Пэйс стонал от удовольствия, достигнув глубин ее существа.
Дору сжигал невыносимый огонь, освежал ветерок, ласкал солнечный свет, овевала прохлада. Их слившиеся тела были частью единого, живого, трепетного мира. А потом ей показалось, что внутри прогремел гром, чудесный, таинственный, непостижимый, и они вместе содрогнулись во вспышке молнии, и разделявшей, и сплавлявшей их воедино.
Горячий поток изливался в ее чрево. Дора закрыла глаза и оплела руками спину Пэйса, словно он был единственным якорем спасения в этом мире.
Глава 15
Сомнения-предатели: они
Проигрывать нас часто заставляют
Там, где могли б мы выиграть, мешая
Нам попытаться…
У. Шекспир «Мера за меру»
Пэйсу не хотелось пошевелиться. Никогда в жизни он не испытывал такого полного счастья. Даже мучительное подергивание в раненой руке и язвительные упреки совести потонули в забвении, пока он лежал вот так, не двигаясь, в гостеприимных и теплых объятиях Доры, вдыхая сладостный аромат ее кожи. Она стелилась под ним, как шелк. Редко он наслаждался подобной роскошью.
Но он тяжел, а она такая хрупкая. Как бы он ни хотел верить, что умер и вкушает небесное блаженство в ее объятиях, действительность постепенно брала свое. Со стоном Пэйс перекатился на бок. Он так обессилел, что был не в состоянии увлечь ее вместе с собой.
Так он и лежал, глядя вверх на деревья, слушая шелест листвы, стараясь осмыслить то, что сейчас произошло. Он чувствовал рядом Дору, тихую, теплую, до нее очень хочется опять дотронуться. Если бы он взглянул вниз, то увидел бы свидетельство ее невинности на своих чреслах. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким негодяем.
Пэйс все молчал, и она сделала движение, чтобы встать, и он ей не мешал. Он не знал, что надо делать, что говорить. Между ними нет ничего общего. Наверное, он может остаться еще на несколько дней, чтобы доставить ей удовольствие, но не больше. Будущего у них нет.
Он не может солгать Доре о любви. Не то чтобы ему вообще было трудно соврать при случае, но Доре ему лгать не хотелось. Это вроде как бы соврать самому Господу Богу. Она все равно будет знать правду, что бы он ни сказал.
Он слышал, как она плещется в крошечной заводи, что осталась еще от ручья. Он попытался вспомнить, что суховей погубил ее урожай, но мог думать только о том, как она сейчас выглядит, голая, разгоряченная его объятиями. Черт возьми, какой же он эгоистичный ублюдок.
Когда она опустилась около на колени с влажным платком, чтобы стереть с него пот, Пэйс, наконец, разрешил себе взглянуть на нее. Дора была совсем такая, как он воображал. Капельки воды, похожие на росу, проложили дорожку между задорными грудками с розовыми сосками. Влажные льняные локоны прилипли к разгоревшимся то ли от смущения, то ли от жары щекам. Взгляд скользнул к узкой талии и выпуклым бедрам, к треугольнику коричневатых волос. Он снова отвердел, глядя на нее, и по сгустившемуся румянцу он понял, что она тоже это заметила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128