Когда она вошла, он повернулся, но не сказал ни слова. Обеспокоенная, Эвелин приложила руку к щеке, проверяя нет, ли жара.
— Со мной все в порядке. Голова все еще болит, но, похоже, в ближайшее время не отвалится. Я думал, все заснули.
Он не взял ее за руку, даже не попытался, и почти не смотрел на нее. Спрятав стиснутые руки в складках платья, Эвелин обеспокоенно смотрела на него. Затянутый в атлас, с бантом на шее, он обычно выглядел как английский денди. Но сейчас, с голой грудью, небритый… Ей казалось, что она не знает его.
— Спокойно спят только хорошие люди, не так ли? — Эвелин сделала неопределенный жест, но он не заметил, потому что по-прежнему смотрел в окно. — Есть не хотите? Мама сказала, что вы не ели весь день.
Это он, наконец, услышал и посмотрел на Эвелин.
— Сказать по правде — умираю. Просто не хотелось вас беспокоить. Если где-нибудь завалялось немного хлеба и сыра…
Эвелин недоверчиво покачала головой.
— Вы на самом деле больны. Может, доктора позвать? И кормить вас, наверное, не стоит, если у вас начинается лихорадка.
Алекс посмотрел на нее вопросительно. Эвелин молча смотрела на него, и его усмешка постепенно превратилась в широкую улыбку.
— Вам было бы привычнее, если бы я с руганью потребовал немедленно принести ужин?
Не отводя взгляда от его улыбки, которую не так часто видела, Эвелин сказала первое, что пришло в голову:
— Я думала, вы достаточно окрепли и сами сможете дойти до кухни, но, оказалось, ошиблась. — Взгляд Эвелин скользнул по его фигуре. — Ясно, что вы не в себе. Так что я принесу вам ужин.
Выходя из комнаты, она услышала за спиной смешок и вдруг вся вспыхнула от своего слишком игривого поведения. Что было в этом Александре Хэмптоне, что заставляло ее вести себя так? Она считала себя достаточно сдержанной, а с мужчинами больше привыкла работать, а не флиртовать. В присутствии же Алекса в ее характере вдруг открывались такие стороны, о существовании которых она не подозревала.
Когда она вернулась с подносом, Алекс уже сидел одетый на краю кровати. На нем были бриджи и свободного покроя рубашка, которая не скрывала ширь груди и буйную поросль на ней. Стараясь не глядеть на него, Эвелин поставила поднос на стол.
— Пахнет здорово. А то я думал, меня тут будут держать на хлебе и воде.
Он не попытался встать, когда она вошла.
— Только не в доме моей матери. Ей просто необходимо заботиться о мужчинах. Хотя вчера ночью она наверняка сама хорошепько отколотила бы Вас, если бы кто-то не успел до нее. — Эвелин протянула Алексу салфетку и дальше не знала, что делать. Правила приличия требовали, чтобы она ушла, по Эвелин вдруг обнаружила, что наблюдает за ним. Ей хотелось остаться с ним, поговорить, послушать, что случилось с ним прошлой ночью. Вместе с тем она была уверена, что он достаточно окреп, чтобы самому, без помощи, поужинать.
Алекс решил проблему, предложив ей присесть рядом. Когда она устроилась на стуле возле стола, он взял с подноса большую кружку, сделал из нее изрядный глоток и тут же скривился.
— Молоко? — Он недоуменно смотрел на Эвелин. — Вы что, отравить меня решили? Утром яблочный сок сейчас — молоко?
Эвелин улыбнулась. Вот теперь он, наконец, был прежним Алексом.
— Напротив. Доктор сказал, что молоко вымоет из вашего организма все яды. Пока у вас болит голова, и вы принимаете порошки, он посоветовал воздержаться от апкоголя. Так что вы быстро поправитесь.
Он угрюмо взглянул на Эвелин:
— Прекрасно. Ваша матушка проявляет такую заботу обо мне! Молоко мне противопоказано. Или в этом доме все сговорились против меня?
— Вы хотели поесть, — напомнила Эвелин.
С ее стороны было глупо сидеть и смотреть, как он ест. Но уйти она не могла. Алекса, похоже, это меньше всего смущало. Наконец она встала.
— Не буду мешать. Спокойной ночи.
Алекс что-то пробормотал с полным ртом и сделал ей знак остаться.
— Не спешите. Я так и не понял, за что ваша матушка хотела стукнуть меня, но потом передумала? Есть и еще несколько вопросов, но сначала молоко.
Он кончил жевать и принялся за молоко, поглядывая на Эвелин.
Эвелин боролась с желанием уйти, но он, похоже, был все еще достаточно слаб. И по тому, как лицо его временами хмурилось, она заключила, что голова у Алекса продолжает болеть. Ходить самостоятельно он едва ли мог. Она решила остаться.
— А как вы думаете? Каково ей было сидеть в таверне, не зная, что творится на складе, что с ее детьми? Да она бы могла с оружием в руках сражаться рядом с вами, и тогда вас не стукнули бы по голове.
Он удивленно вскинул брови.
— Здесь все женщины такие храбрые? Моя матушка потеряла бы сознание, прежде чем мы добрались до порта.
Он умолчал о том, что его мать вообще вряд ли вышла бы из дома, чтобы узнать, где ее сын и что с ним. Она никогда не подвергла бы себя опасности.
— Это не Лондон. Мы тут сами о себе заботимся. У нас нет лакеев. В общем, мама увидела в таверне несколько знакомых и попросила их помочь. Но вы к этому времени уже сами управились. Я думала, все ваши люди отплыли на «Минерве». Кто же помогал вам?
— Я нанял несколько человек из местных. — Он пожал плечами. — Я ведь окрестностей не знаю, а они мне здорово помогли.
Он с невозмутимым видом принялся за булочку, не обращая на нее внимания.
Она привыкла думать о нем как о светском бездельнике, потому что, когда они посещали званые вечера, Алекс и одевался, и вел себя именно так. И совсем не думала о том, что управлять делами такой компании, как «Грэнвилл Энтерпраиз», мог только здравомыслящий, расчетливый делец. А дельцы не очень разбираются в средствах. Вполне возможно, что он нанимал для слежки негодяев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132