Если истина в том, что вдвоем мы станем слабее, чем поодиночке, нужно поскорее разорвать эти узы. А что лучше послужит этой цели, чем моя ночь с Олдосом?
Ее отражение в плохоньком зеркале было искаженным и нечетким, и все же Хью сумел уловить так хорошо знакомый ему взгляд умного зверька, который старается перехитрить того, кто загнал его в угол. Он вдруг с пронзительной ясностью понял, что Филиппа вовсе не собирается отдаться Олдосу, что у нее совсем иные намерения – заставить его умолять ее не делать этого и тем самым обнаружить, насколько она ему дорога. Часть его души жаждала поддаться на эту уловку, пойти на поводу, как тогда в Саутуорке, как прошлой ночью, когда она приблизилась к нему нагая и неодолимо прекрасная. А этого не следовало делать. Разумнее было сразу подавить этот душевный порыв, подняться над тяготением плоти. Если бы он знал, что последует за первым шагом к сближению, он никогда бы его не сделал. Можно остаться самим собой, только если не подпускать к себе никого никогда ни при каких условиях. А что теперь? Он увяз в своих чувствах, как муха в патоке!
Но может быть, не все еще потеряно. Сказав, что она теперь способна переспать с Олдосом, Филиппа сама себя загнала в угол.
– Что ж, – сказал Хью, отворачиваясь к окну, – раз так, я еду в Истингем.
– Что?! Ты шутишь!
– Ты же сказала Олдосу, что не ляжешь с ним в постель, пока я здесь. Значит, мне придется покинуть Холторп.
Последовала долгая пауза.
– Пожалуй, я придумаю какой-нибудь другой способ заполучить ключ…
– Какой? – резко спросил Хью, поворачиваясь. – Не важно, насколько серьезной была твоя угроза переспать с этим фигляром, но другого пути в подвал у нас нет. А тебе нет пути к Олдосу, пока я здесь. Вывод – мне пора в дорогу!
– Не уезжай, Хью! – взмолилась Филиппа, глядя на него своими громадными темными глазами. – После двух смертей…
– Маргерит мертва, бояться нечего. Не ты ли сочла страхи Орландо беспочвенными?
– Да, но Олдос и Клер…
– Это шуты гороховые. Куда им покушаться на чужую жизнь!
Филиппа сделала шаг к нему, протянув руку. Хью увернулся от прикосновения и принялся собирать свои пожитки.
– Ну а если что пойдет не так, проси помощи у Рауля. Он человек надежный и честный.
– Не уезжай, Хью!
– Оставшись, я только все испорчу. Мы и без того застряли здесь чересчур надолго.
– Но я люблю тебя, Хью, – прошептала Филиппа. – Я не могу лечь с ним в постель.
– Ты только что сказала, что можешь.
У двери Хью обернулся. Филиппа стояла посреди комнаты в одной сорочке, какая-то удивительно маленькая и беззащитная. Глаза ее были влажными. Он вышел, не дожидаясь ее слез.
Глава 21
Олдос Юинг одевался к ужину. Это означало для него сменить сутану из блестящего флорентийского шелка, которую он носил днем, на вечернюю – из шерсти тонкорунных сицилийских овец.
В дверь постучали. Появилась ширококостная, крепко сбитая крестьянка, которую Клер привезла в качестве горничной из самого Пуатье.
– В чем дело? – осведомился Олдос, поправляя густые темные волосы – предмет его тайной гордости.
– Хозяйка просит вас к себе.
– Уже вернулась?
– Только что. Приказала подать вина и своего сокола. И еще вас, мастер Олдос.
Накануне утром Клер простилась с ним на несколько дней, повторив, что едет навестить «давнего и дорогого друга». Олдос никак не ожидал, что его роль хозяина Холторпа окажется столь кратковременной. «Интересно, – подумал он, – Клер уже в курсе последних здешних событий?»
Он отвернулся от зеркала и оглядел горничную сестры с большим вниманием, чем обычно. Казалось странным, что он до сих пор не задрал ей юбку. После встреч с Маргерит, которой было наплевать на его нужды и потребности и которая, насытившись, просто уходила, едва потрудившись развязать свою жертву, он обычно набрасывался на первую же служанку.
Вспомнив о Маргерит, Олдос поежился и не без труда отогнал образ распухшего, с трупными пятнами лица Истажио. На месте итальянца мог быть он сам!
– Ты… как там тебя!
– Эдме, мастер Олдос.
Он с вожделением оглядел пышную грудь и крутые бедра служанки, подумав, что не прочь посмотреть, как она выглядит без своих тряпок. Ладони у нее были широкие и пальцы, должно быть, ловкие. К несчастью, к этому прилагались широкие плечи, квадратная челюсть, а главное, проницательный и недоверчивый, как у крысы, взгляд. «Зато, какие здоровенные сиськи!» – подумал Олдос.
Он уже открыл, было, рот, чтобы приказать служанке обнажить свои пышные телеса, но вспомнил про Филиппу. В последнее время его страсть к ней перешла в манию. Виной тому были ее недоступность и горькие воспоминания. В Париже она, конечно, намеренно распалила его, заставила ползать на коленях, чтобы потом оттолкнуть. Встреча в Лондоне вновь воспламенила все то, что Олдос считал угаснувшим навсегда. Филиппа мучила его, издевалась над ним, изводила отсрочками – до этого дня. Сегодня ему предстояло взять реванш, расквитаться с ней за все свои страдания.
Накануне вечером Олдос увидел в окно, как ее муженек галопом поскакал прочь от Холторпа, словно за ним гнались черти. Он тотчас навестил Филиппу, якобы для того, чтобы узнать, пришла ли она в себя, после того как увидела два мертвых тела (хотя на деле приходить в себя от этого зрелища пришлось ему самому). Он нашел ее с красными глазами и мокрым платком в руках. Оказывается, у них с Хью произошла ужасная ссора, и тот уехал, не намереваясь когда-либо вернуться в Холторп. Олдос чуть было не разразился радостным смехом. Кротко и нежно утешая Филиппу, он рисовал себе волнующие картины предстоящей близости.
Ночи с Маргерит не прошли даром – он познал, что такое быть униженным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76