— Я не хочу покидать тебя, — отрывисто и хрипло произнес он.Забыв обо всем, Мартина потянулась к нему губами. Он взял ее пальцы свободной рукой и поцеловал их. Она отняла руку и положила ему на грудь, думая о своих больных, потрескавшихся и, наверное, уродливых сейчас губах.— Я осторожно, — пообещал он, обнимая ее.Мартина закрыла глаза, и его рот накрыл ее губы. Торн на самом деле был очень осторожен. Поцелуй был теплый и удивительно нежный, будто прикосновение птичьего крылышка, одного, потом другого, и еще… и вот он полностью вобрал в себя ее нижнюю губу, и она, истомившаяся по ласкам, почувствовала восхитительное прикосновение упругого языка.— Мартина, — шептал он, крепче сжимая ее в объятиях. Едва она выпростала руки, чтобы тоже обнять его, как дверь в конюшню заскрипела и на пороге возник брат Мэтью. Они резко отпрянули друг от друга, затаив дыхание.Монах остановился в лучах солнечного света, падающего с улицы на устланный соломой пол.— Не хотел мешать вам… я пришел только попрощаться.— Нет, брат, вы не помешали, — поспешно сказала Мартина, отходя от Торна.Мэтью, конечно, знал об их отношениях, ведь она сама ему рассказала. Но когда он знакомил ее с правилами поведения в монастыре, он напомнил ей, что она по-прежнему считается замужней женщиной и должна вести себя соответственно. И вот, не успев дать обещание, она уже нарушила его!— Я… мы всего лишь…— Вы всего лишь прощались, я понимаю, — тихо промолвил Мэтью.Мартина кивнула, чувствуя себя очень неловко и, кажется, готова была расплакаться.— Значит, увидимся весной, — проговорила она.Торн грустно улыбнулся:— Да, весной.Мартина повернулась и вышла из конюшни. Слезы застилали глаза. Глава 17 Мартина обмакнула гусиное перо в чернильницу и склонилась над небольшим листом пергамента, на котором она писала рецепт эликсира из вытяжки розмарина. Поселившись в монастыре Святого Дунстана, она начала писать медицинский трактат о лечебных свойствах растений — Herbarium Medlca, и это занятие отчасти скрашивало ей длинные зимние ночи, делая их если не одинокими, то хотя бы менее томительными. Ей запрещалось выходить за пределы гостевых покоев монастыря и видеться и разговаривать с кем-либо из его обитателей, за исключением настоятеля брата Мэтью и монастырского лекаря брата Поля. Все ее общество составляли лишь Фильда и несколько других прислужников, так что у нее было очень мало общения и избыток свободного времени, который она и решила занять написанием книги.Келья была холодная. Натянутая на окно промасленная ткань плохо защищала помещение от ледяного январского ветра. Мэтью поставил в ее комнату небольшой столик с сиденьем — такими столиками пользовались монахи-переписчики, — и она работала за ним, поставив его, несмотря на жуткий холод, поближе к окну, чтобы лучше видеть. Закутавшись в плащ, Мартина старательно выводила аккуратным красивым почерком, которому ее научили монашенки, латинские слова, но получалось это с трудом, потому что пальцы коченели на пронизывающем келью сквозняке и плохо слушались ее.И все же в этот зимний день, сидя за маленьким неудобным столиком, она упорно писала, стараясь сконцентрироваться на своей работе и не отвлекаться на доносившиеся со стороны замка Блэкберн звуки сражения.Отложив перо, она приложила руки к мешочку с горячей золой, прикрепленному на поясе, согревая пальцы, и почувствовала, как приятное тепло поднимается по закоченевшим рукам к груди. Ей вспомнилось другое тепло, там, на предрассветном берегу реки, которое завладело тогда всем ее существом, пожирало ее огненными языками страсти.Мартина подумала о Торне. Она не видела его уже три месяца, и его образ — голос, небесно-голубые глаза, улыбка и ямочки на щеках — неотступно преследовал ее.Она спрятала лицо в ладонях и закрыла глаза. Интересно, Торн тоже там, среди воинов, осаждающих замок Блэкберн? Конечно, он должен быть среди них. Когда Невилль вернулся в Суссекс в канун праздника всех вятых во главе войска дикарей-наемников из Уэльса и захватил Блэкберн, объявив его своей законной вотчиной, Оливье созвал всех вассалов и тех, кто присягнул им на верность, чтобы изгнать Невилля оттуда и наказать. И, будучи самым опытным воином барона Годфри, Торн наверняка сейчас находится на переднем крае сражения. По словам брата Мэтью, он командует лучниками.Осада замка шла уже несколько недель. Слабо разбираясь в реалиях войны, Мартина тревожно прислушивалась К отчетливо доносившимся в морозном воздухе звукам битвы — ржанию лошадей, звукам труб и барабанов, яростным крикам командиров и воплям раненых. Однажды Мартина услышала жуткие крики множества голосов и поежилась от охватившего ее страха. Вскоре после этого в монастырь на трех повозках привезли раненых людей лорда Оливье, которые, стеная от боли, рассказывали, что уэльсцы Невилля сбросили на атакующих град горящих кувшинов со смолой.Брат Поль с помощниками ухаживали за ранеными, размещенными в монастырском лазарете. Мартина хорошо умела врачевать раны и знала об этом больше, чем монастырский лекарь, область познаний которого распространялась в основном на обычные, мирные болезни. Она неоднократно предлагала свою помощь, но каждый раз получала решительный отказ, потому что ей просто было запрещено заходить в ту часть монастыря, где находился лазарет. Брат Поль советовал ей лишь молиться за облегчение участи раненых солдат.Несмолкаемый шум битвы время от времени прерывался другими, гулкими, загадочными звуками. Эти повторяющиеся тяжелые удары, по словам Мэтью, свидетельствовали о том, что осаждающие пытаются проломить тараном внешние стены замка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122